Так-то оно так. Только не умею я простить до конца, а признаваться в подобной слабости стыжусь и боюсь – Бог накажет, люди попользуются.
Однако, и последний сон в руку! Бывает же!
Одновременно с воспоминанием сидит во мне любопытство, что за фортели выделывала Ульянина судьба и как это совмещается с её сном и заодно с «дурью»?
– Где же это вы столкнулись с наркоманией-то, с дурью этой, говорите? – направляю её в нужное русло.
– Не торопи – ись. Доберусь и до дури, – начинает сварливо, – Ох, скорая я была житьё-бытьё менять. Да всё по камням, да всё со крестами! Нам ведь, чем хуже, тем лучше! На Бога да время спираем, а вольно дорогу себе выбираем. А теперь и вовсе – дремократия ж или дерморкратия – фу, запутался язык совсем! Короче: всякой всячине – просто-ору! Объявлено: куда хошь, туда повернёшь – по дороге ненаезженной (Вот как съязвила!) И это трёп тоже! Ты рулишь туда, где лучше, а всё не там оказывашься.
Наш слух настигает лёгкий шепоток. Айя грузит Влада, что, мол, она-то куда и зачем едет, а вдруг Россия с Казахстаном рассорятся.
– Не выдумывай, глупенькая! Главное – у нас нерушимый союз, Айча! Ты что? – отзывается он.
Пусть такие связи не рвутся!
глава 7 Бог спас
– Я-то на белый свет каково предъявилась! Через пень коло-оду! Против воли родственников! До рождения мурцовки нахлебалась!
– Не рожа-ай, Дуся, не рожа-ай! – говорили матери.
Только-только она жить замужем начала. Недостатки, нехватки! А муж возьми и заболе-эй. Вроде и надежи не было. А тут – дитя. Нашлись греху научители. Прости, Господи! Изобрели адску смесь, чтобы вытравить-то. Спирт или водка и хозяйственное мыло смешивались. Струмент – резинова груша. Как этот способ до Ситников дошёл? Как спирт доставали, если кругом брагу пили? Не угадашь!.. И гибли бабёнки. А всё потому что церквы разорили, попов выгнали, перво безбожно поколение выросло. Приготовила она смесь-то, пошла завершить дело в банёшку на огороде. Подняла грушу, нажала, и пахнуло ей таким поганым запахом, что отвратило от последнего шага. Вышла из банёшки, закинула струмент в цветущу картошку. Вот я и родилась. «Бог спас, отвёл от греха», – говорила маманя. Не от того ли так часто целовала жалеючи?
И Витьку, братишку, Бог спас… В чистом поле родился. Вернее – по дороге на сенокос. Мамка шла к отцу с туеском еды, будучи на сносях. Тут её и прихватило. А мимо ехали на телеге старик со старухой. Старуха увидела, что женщина у ручья под берёзкой мается, велела деду остановиться и помогла. Пуповину перегрызла – нечем было резать, и пылью дорожной присыпала. Алтайской пылью. В исподней материной рубахе и приехал Витька домой. И ничего… Душой вот только к земле прирощенным и прожил! Расскажи кому щас-то такое, не пове-ерят…
Конечно, где их взять теперь стерильные условия для существования? Экология – ругательное же слово!
глава 8 Об отце и матушке
Шагаю по чужой жизни, будто по дороге – раз пригласили.
Отец Ульяны был казак, участник Первой Мировой войны. В последнем бою, то ли в Австрии, то ли в Пруссии, попал с полком своим под артобстрел – чудом жив остался. Уверял, что спас его Николы Угодника образок да щепоть земли в тряпице из-под стены того храма, где молился.
Ну, ладно – Николай Угодник. А щепоть земли-то причём? Мысль мелькнула и пропала, как побочная просёлочная дорога за поворотом.
У него не было левой лопатки, осколками нашпигованные лёгкие и снарядом оторванная пятка. Он прихрамывал, сутулился и поэтому казался ниже своего роста при ходьбе и в работе. Зато когда сидел за столом рядом с молодой женой, приободрялся, держался – на большой палец! Тут Ульяна с гордецой показала закрепившийся с детства жест. Отец тоже одобрял и словами: «То любо мне!»