Уже на суде, сидя на скамье подсудимых, он надеялся на мягкость приговора. Толик не считал себя злостным преступником: признался, раскаялся, сотрудничал со следствием. Вот только одно обстоятельство тревожило его: по результатам ревизии в магазине обнаружилась большая недостача. На допросах следователь каждый раз спрашивал одно и то же: «Что ты, Толик, прихватил с собой из магазина?» Получая отрицательный ответ, умолкал, а однажды проговорился, что срок зависит от того, насколько Толик говорит правду. И он ждал оглашения приговора, желая всем сердцем, чтобы скорее закончился этот кошмар.

Но пытка продолжилась, когда судья вызвала Ольгу, ту самую продавщицу из магазина.

– Удалось ли выявить факт недостачи товара после проникновения подсудимого в магазин? – задала свой вопрос судья.

Ольга опустила глаза, было заметно, как у неё задрожали руки. Её минутное молчание показалось Толику вечностью. Он вдруг почувствовал, что сейчас должно случиться что-то плохое. Сердце его забилось, застучало, зарвалось. Ольга вся напряглась, стараясь заглушить в себе озлобленный крик заведующей: «Недостача есть, и она большая. За такую сумму кто-то ответить должен. Так что решай сама, кто будет отвечать: ты проторговавшаяся или Толик проворовавшийся». Сработал инстинкт самозащиты, и Ольга выдохнула:

– Недостача была.

Как летят под откос поезда, Толик видел в фильмах про войну. Смотрел на экран и вздыхал: «Хорошо, что товарняки. Страшнее, если бы вот так, по насыпи вниз – пассажирские». Он даже тогда и представить себе не мог, что должен чувствовать человек, находящийся в вагоне, сошедшего с рельс поезда.

– Фамилия, – майор даже не поднял на Толика головы.

– Хромов.

– Как же ты надоел мне, Хромов, – майор оторвал взгляд от бумаг. – Ты что меня измором взять решил? Я тебе уже тысячу раз повторял – судимость у тебя пока не закрытая. Как только всё устаканится, мы тебя сразу в армию заберём, ты только не передумай к тому времени. Иди, Хромов, не пудри мне мозги.

– Я завтра опять приду. Вы же знаете. Может, не будем мучить друг друга, решим зараз все вопросы.

– Чего решать-то, Хромов. То, что ты в армию хочешь, я уже слышал. Отвечаю – пока не положено.

– Я в Афган пойду, только возьмите.

– Ух ты, – майор присвистнул, – тебе чего на малолетке мозги что ли отшибли, если ты сам решил под пули пойти? Или ты думаешь, там наши пацаны с душманами в бирюльки играют?

– Мозги на месте, – процедил сквозь зубы Толик, – про бирюльки не думал. Отдать долг Родине хочу.

– А ты что, у Родины занял что ли? – заржал майор, потом улыбка сошла с его лица. – Сядь, Хромов. Рассказывай, что тебя так на службу приспичило?

– Мне восемнадцать. В этом возрасте всех нормальных пацанов в армию забирают. Да, я – ненормальный, но не ходить же мне всю жизнь с этим клеймом. Заберите меня на службу, прошу Вас. Я же знаю, что в Афганистан можно даже добровольцем уйти. Я на любой расклад согласен.

– Чудной ты, Хромов, – майор задумался. – Приходи завтра после обеда. Хотя – нет, ближе к вечеру приходи. Может, помогу тебе чем-нибудь.

Из Афганистана Толик первым делом направился в Термез. Город был приграничным, и он решил остановиться здесь ненадолго, чтобы купить подарок матери и немного посмотреть, как живут люди в местах, далёких от его родной земли.

Шофёр, который должен был доставить Толика на территорию базы пограничного патруля, оказался малым разговорчивым, и всю дорогу рассказывал своему пассажиру о Каратепе. Каратепа по его словам – это место преклонения всех буддистов, которое как раз и находится на этой самой базе, куда должны были они вскоре прибыть.