Так вот. Ножи.

Шесть метательных в колете, два в рукавах, два тесака в голенищах. Все похожие как родственники. Черненые, вытянутые, слегка закругленные треугольники клинков, синие камни в перекрестье и торце рукояти. Тесаки, только подлиннее. Кортики скорее. Чересчур они для тесаков изящны. Только размерами отличаются.

И все это ножевое братство так удобно расположено, что все всегда под рукой. Сидишь ты в седле или на земле, стоишь, лежишь. Делается всегда мотивированное движение, и оружие у тебя в руке.

– А что в поясе у тебя, помнишь?

– А что у меня в поясе?

– Смотри.

И Тивас несильно стукнул по сложному орнаменту пряжки, где двое кошачьих переплелись в жестокой схватке. Коты не только расцепились, но и стали торчмя, превратившись в две рукояти. Я осторожно потащил одну и выяснил, что в поясе скрывается длинный, неширокий, слегка изогнутый клинок бритвенной остроты. В чем я немедленно убедился, решив проверить его заточку большим пальцем и сразу же лишившись хорошего лоскутка кожи. Кровь так и хлынула, клинок дернулся и подставился под струю, которая немедленно впиталась в сталь оружия. Доли секунды красила металл алая клякса. Растаяла.

– Приложи рану к клинку, – сказал Тивас.

Я последовал его совету. По сабле растеклась голубоватая вспышка.

– Он признал тебя.

А от ранки даже коросты не осталось.

– Сергей Идонгович, а что ты вчера насчет моей одежды говорил? Вроде просечь ее невозможно.

– Что? Не верится?

– Не верится. Кожа и кожа.

Оказывается, этих премьер-агентов хорошо учат, или живет он здесь давно. Из недр одежды шустро вылетела тонкая длинная шпага и с бешеной скоростью хлестнула меня несколько раз, причем так быстро, что я даже испугаться не успел.

– Ну вот, смотри, – указал он на мою одежду, на которой не осталось ни прорехи, ни следа от неожиданной атаки. А самое интересное, что тело в местах ударов даже не ныло. – Твоя одежда из кожи огнистых змеев. Пробить ее может только алмазная плеть, да и то только в руках мастера. Но как я уже говорил, оружие это почти легендарное. Но почти.

Произведенная демонстрация, с одной стороны, вдохновила меня неуязвимостью моей одежки, но вот с другой... Если они здесь на таких скоростях дерутся, то перспектива добраться до дому становится все туманнее. Ничего подобного я продемонстрировать не мог.

Тивас сунул шпагу под балахон, повернулся к какому-то тючку, развернул его и продемонстрировал мне длинную кожаную кавалерийскую шинель.

– Это тоже тебе.

Удивительно, но она совсем не была такой тяжелой, как казалась на вид. Хорошо выделанная, толстая, очень мягкая на ощупь кожа.

– Надень.

Я послушался, и мне вдруг стало уютно и тепло. Причем тепло в самый раз, хотя, похоже, день обещал быть жарким.

– Сунь руку за спину.

Нащупал там длинную, до пояса, пелерину. Похлопал.

– Под пелериной.

И в руку нетерпеливо влезла рукоять. Я потянул за нее, и в руке у меня оказался какой-то нескладный, короткий предмет. Нож? Меч? Нечто среднее. В локоть длиной. Косо обрубленное лезвие. Толстый, в палец, обух, параллельно ему длинный лепесткообразный ус. Лезвие шириной в два пальца. Односторонняя заточка. Дзюттэ. Только слегка модернизированный. Им не только глушить, рубить можно. И второй такой же вынырнул за братцем.

– Ну как, доволен? – поинтересовался Тивас.

– Доволен-то доволен. Да только как с этим всем обращаться?

– Вспомнишь, – легкомысленно утешил чернолицый брат.

– Когда? – возбужденно взмахнул я руками, и дзюттэ в левой руке вдруг кувыркнулся вокруг кисти и лег обратным хватом. Я обалдел.

– Вот видишь, – обрадовался Тивас. – Навыки сохранились. Все вспомнится.