– Приветствую тебя, старший, – поздоровался долгогривый коренастый парень в кожаном плаще, похожем на ту самую шинельку, в которой я очухался в парке.

Если это и был розыгрыш, то чересчур сложный.

– Пойдемте в дом, – обреченно сказал абсолютно ничего не понимающий я.

– Пойдемте же, брат мой, – зарокотал блондин. – И представьте меня наконец вашим дочерям и той достойной женщине из приличного дома, что сопутствует вам в жизни.

Достойная женщина из приличного дома, что сопутствовала мне в жизни, со старшей дочерью ждала меня у ворот.

– Ильхан, мы готовы... – начала было она.

Блондин с грохотом рухнул на одно колено. Жена с опаской придвинулась ко мне.

– О, достойнейшая, я счастлив преклонить колено перед той, что бережет покой моего побратима, той, что разгоняет тучи с его чела, той, что растит детей его, той, чьи руки готовят пищу ему, той, что согревает ложе и сердце его.

Блондин мне начал надоедать. Стыдно признаться, но я неинтеллигентно ревнив и совсем не люблю, когда мою жену осыпают комплиментами малознакомые мне мужчины.

– Унго, – позвал вдруг его коренастый.

Тот недовольно обернулся, но фонтан заткнул.

Воздев себя на ноги, он возложил мне на плечо руку.

– Вы были правы, брат мой. Она прекрасна. Но все рассказы не отражают и сотой доли того очарования, которым столь щедро одарили эту достойную женщину Создавшие сущность.

Богоданная супруга удивленно переводила взгляд с комплиментатора на меня и обратно.

Нетрезвый взор блондина сфокусировался на ребенке. Юная дама спряталась за меня и, высунув головенку из-за ноги, с опаской поглядывала на громогласного мужчину.

– Я узнаю ваши черты, брат мой, – уличил меня собеседник. – Но узнаю и черты этой достойной. Поверьте, брат мой, это дитя будет разбивать сердца с такой же легкостью, с какой вы разбиваете головы.

Его монолог прервал подошедший Глеб.

– Ильхан, Анатолий Сергеевич звонил. Сейчас подъезжает. Мы здесь остаемся.

– Хорошо. Позвони Андрию. Пусть еще людей пришлет. Сколько – сам скажешь.

Блондин засопел, глаза его опасно выкатились, ладонь раздраженно хлопнула по поясу, похоже отыскивая оружие.

– Брат мой, мне показалось, что этот юноша недостаточно почтительно с вами разговаривает.

Глеб удивленно глянул на него. Я открыл было рот, чтобы послать надоеду куда подальше, но вместо этого сказал:

– Не тревожьтесь, достойный яр. Это мой человек.

Блондин втянул глаза на место, но казался недовольным. И вдруг мне показалось, что я его откуда-то знаю. И хорошо знаю. И коренастого знаю.

Я потряс головой. Утро выдалось то еще.

Надо было уезжать. Но я не мог оставить дома этих людей. Во-первых, гости. А во-вторых... Во мне крепла непонятная уверенность, что именно они могут дать ответы на множество вопросов, пока казавшихся мне неразрешимыми.

– Сейчас мы уезжаем. Вас я прошу быть моими гостями. Мы поедем к близкому человеку.

– Брат мой, не сомневайтесь, мы последуем за вами хоть в пекло. Если бы вы знали, сколько мы вас ищем. Я вас более ни на минуту не оставлю.

В глазах его горела нетрезвая решимость.

– Но меня мучает жажда. Нет ли у вас в доме, брат мой, того чудесного напитка, которым нас угостили те достойные юноши, что доставили нас сюда. Такого в изумрудного цвета бутылках, украшенных золотом.

«А не спился бы мужчинка», – подумалось мне. Но вслух я сказал, обращаясь к супруге: – Дочь Руслана, будь другом, дай дитю шампанского.

– Да-да, так это называлось.

Как-то раз богоданная половина прикупила восемь литровых бокалов чешского стекла. Потом, правда, выяснилось, что это подсвечники. Что делать, темные мы. Но в качестве емкостей для алкоголя в ряде случаев они оказались просто необходимыми. Вот их сейчас и несли на подносах две родственницы, возглавляемые хозяйкой моего дома.