Получив задание, несколько молодых партизан принялись в спешном порядке разбирать виселицу и восстанавливать забор, приводя площадь в первоначальное состояние. Остальные стали грузить тела поверженных врагов в повозки, предоставленные жителями. К работе подключили и мальчишек. Им было поручено собрать все гильзы, чтобы позже рассыпать на новом месте. Немецкую технику: грузовик, несколько мотоциклов, бронетранспортер и легковой «мерседес» – также следовало перегнать в лес, после чего уничтожить гранатами для достоверности боя.

Заметив подростка, за которого перед смертью просил Тихонович, Чепраков призывно махнул ему рукой.

– Значит, это ты сколотил отряд мстителей? Собирались с фашистами воевать?

Надеясь услышать похвалу, Николай с гордостью ответил:

– И воевали!

Лицо Федора Ивановича посуровело:

– Воевать нужно с головой! Могли невинных людей почем зря погубить.

Коля смутился:

– Я не думал, что так получится…

– Значит, хочешь воевать? – Голос Чепракова потеплел. – Тогда иди к нам. Я вообще-то не беру в свой отряд юнцов, но за тебя сам Петр Игнатьевич словечко замолвил. Да и Акулина, мать твоя, тоже просила. Между прочим, она у тебя настоящий герой! Помогает партизанам в очень важном деле.

Предложение прозвучало столь неожиданно, что привело подростка в замешательство. Обернувшись, он ухватил взглядом ожидавшую в сторонке мать. Только сейчас обратил внимание, как осунулось и посерело за эти дни ее лицо. Несказанной нежностью наполнилось его сердце.

Подойдя, Акулина легонько взъерошила светлые вихры сына:

– Иди! Тебя все равно дома не удержать, а так хоть под присмотром старших будешь.

Коля решительно отстранился. Это разве дело?! Человека в партизаны приглашают, а она с ним – как с мальчишкой! Что подумает Федор Иванович? Он хотел сказать, что уже взрослый, что не надо с ним так-то, но, заметив, какой печалью наполнились глаза матери, промолчал.

– Ну, так что, Николай, пойдешь к нам? – повторил Чепраков. – Парочка смелых птенцов нам в отряде не помешает. Годков-то тебе сколько?

От радости Коле хотелось закричать, но сравнение с птенцом покоробило.

– Вообще-то мне семнадцатый пошел… – нахохлившись, выпалил он на одном дыхании и, немного подумав, добавил для солидности: – И я хорошо стреляю!

– Ну-у! – Брови Федора Ивановича взлетели. – Тогда сам бог войны велит тебе идти в мою дружину! – улыбнулся офицер. – Добро пожаловать в ряды партизан, боец Цвирко! Посмотрим, на что ты годишься.

Сердце Николая радостно колотилось, когда он пожимал крепкую, шершавую ладонь капитана.

Оставив село под захлебистый лай собак, отряд вышел к подлеску. Здесь было решено разделиться на две группы. Основная часть возвращалась с командиром в лагерь. С ним уходили и Акулина с сыном. Второй группе, возглавляемой старшим лейтенантом Виктором Вовком, предстояло завершить задуманное.

– Надо спешить! – торопил капитан. – Дождь собирается. Нам это на руку. Смоет следы колес.

– Успеем, Федор Иванович! – заверил Вовк.

Остановившись за бровкой дороги, командиры наблюдали, как мимо, скрипя и покачиваясь на ухабах, тянулись телеги с телами убитых фашистов. Неожиданно сбоку вынырнул новоявленный боец Цвирко и, как заправский военный взяв под козырек, обратился:

– Товарищ командир, разрешите доложить?

Федор Иванович приветливо кивнул:

– Разрешаю!

– Здесь не все полицаи. Двоих нет, как минимум.

– Ты уверен? – насторожился Чепраков.

– Точно говорю! Нет тех, кто мамку вчера били. Фамилию одного я хорошо запомнил – Матюшин. Второго узнал бы в лицо.

Капитан повернулся к Вовку:

– Что скажешь, Виктор? Плохо зачистили?