Вот тут-то в гораздо большей степени, чем письмо императора, в ход войны вмешалась Плевна. Даже не столько сами события под Плевной, как таковые, сколько их оценка русским командованием и принятые на этой основе решения.
10 (22) июля Гурко получает письмо от начальника штаба армии, отправленное ему накануне. Непокойчицкий извещал о неудаче, постигшей части IX корпуса при столкновении с превосходящими силами Османа-паши под Плевной. Обрисовав принятые в связи с этим изменения в дислокации частей армии, начальник штаба писал:
«В этом положении при неразъяснении, какой оборот дела примет наступление противника от Плевно, великий князь полагает необходимым, чтобы ваше превосходительство не удалялись с пехотою далее Казанлыка, наоборот, на случай неблагоприятного исхода дел быть готовым занять пехотою проход и тем освободить части 9-й пехотной дивизии для другого направления»[66].
Итак, для Гурко угроза со стороны Сулеймана-паши усиливалась фактором «Плевны». Письмо Непокойчицкого обрекало Передовой отряд на пассивное прикрытие проходов в ожидании турецкого наступления. В представлении же Гурко распоряжения штаба армии вели не только к полной потере инициативы и достигнутых успехов, но, в случае наступления противника, подталкивали его отряд в смертельную ловушку.
10 (22) июля в письме к главнокомандующему Гурко соглашался, что «движение на Адрианополь было бы безумием» в новых условиях. Однако он не оставлял планов активных наступательных действий и просил «притянуть» к Казанлыку прибывшую к Хаинкиойскому перевалу 1-ю бригаду 9-й пехотной дивизии генерал-майора И.А. Борейши[67]. Силы бригады на тот момент состояли из шести батальонов пехоты, двух батарей четырехфунтовых орудий и полутора сотен казаков.
Равнинная казанлыкская позиция у подножия отвесных гор при узкой долине реки Тунджи, по мнению Гурко, была слишком уязвима. Поэтому действия своего отряда совместно с бригадой генерала Борейши он предполагал перенести южнее – в район Эски-Загры (Стара-Загоры). Туда же – и защиту Шипкинского перевала[68]. Предлагая убрать бригаду Борейши с Хаинкиоя, Гурко прекрасно понимал, что этим действием перевал фактически сдавался туркам. Но такой жертвой он добивался концентрации сил двух отрядов и тем самым укреплял оборону гораздо более перспективного перевала – Шипкинского. Выполняя замысел Гурко, 10 (22) июля Казанский драгунский полк с сотней казаков и взводом конной артиллерии занял Эски-Загру.
Именно из этого города 12 (24) июля начинаются разведывательно-диверсионные набеги конницы Передового отряда. Как видно из донесений Гурко главнокомандующему, в течение шести июльских дней, с 9 (21) по 15 (27), он все еще пребывал на распутье: ударить ли по Реуфу-паше в Ени-Загре на востоке или же сразу двинуться вперед на юг[69]. Уже не дни – неумолимо летели часы, и Гурко понимал, что обстоятельства принуждают его выбрать первый вариант, хотя он сам склонялся ко второму. Уж больно заманчивая открывалась перспектива. На основании сведений об активной подготовке к перевозке частей корпуса Сулеймана-паши в штабе отряда сначала предположили, что концентрироваться эти части будут у моста Тырново – Семенли под прикрытием реки Марицы. Исходя из этого, Гурко планировал овладеть железнодорожным узлом Тырново – Семенли, не дать сосредоточиться прибывающим по железной дороге частям Сулеймана-паши и разбить их по частям. И для этого, как писал Гурко великому князю, «не потребуется больших сил»[70].
Еще раз: что предлагал командованию армии Гурко? Снять большую часть сил с перевалов, укрепить ими свой отряд и перейти в наступление на еще не сосредоточенную армию противника. Таким образом, удержание захваченных балканских перевалов начиналось бы не с пассивной обороны, а с активного наступления. Бонапарт и Суворов аплодировали бы И.В. Гурко.