– Вот вы, дружище, сейчас отказываетесь от парочки безобидных укольчиков, а глядишь, дней через десять, будете лежать у меня в прозекторской, и я буду вдумчиво рассматривать ваши нездоровые внутренности, подумайте хорошенько.

– Нет, доктор, я в ней уверен, – буркнул субъект.

– Я тоже был уверен в своей жене, а потом лечиться пришлось.

Медсестра хихикнула и чуть не уронила бинт.

– Осторожней Света, – вздохнул Николаич. – И ничего смешного здесь нет, такова жизнь. Я бы все же Вам настоятельно посоветовал сделать укольчики.

– Нет!

– Как говорится, на нет и суда нет, пишите отказ.

Я решил не мешать медицине исполнять свой служебный долг и присел на лавочку в коридоре. В перевязочной чем-то шуршали и звякали, потом в коридор вышел субъект с рукой на перевязи и Николаич.

– О! Сережа, здравствуй, сто лет тебя не видел, случилось что?

– Почему же сразу случилось?

– Я слышал ты на пенсии, значит, заглянуть сюда можешь, только если что-то сломается в твоем хрупком теле.

– Не угадали, по пути зашел, вот, просили передать лично в руки, – и я отдал загадочно подписанный конверт.

– Что такое? А! Ну наконец-то сподобились, спасибо, давно жду. Заглянешь на минуточку или спешишь куда?

– Куда пенсионеру спешить?

– Тогда милости просим, свежий анекдотик расскажу, – Николаич подхватил меня под руку и повлек в дальний конец коридора.

Я подчинился нажиму и скоро оказался в ординаторской. С момента моего последнего визита тут мало что изменилось, разве что рыбок в аквариуме стало больше, да гитара из угла перекочевала за сейф, видимо и у них начальство борется за рациональное использование рабочего времени. Николаич тем временем уже извлек из сейфа бутылёк темного стекла с медицинской лейбой, парочку подозрительных то ли рюмок, то ли мензурок.

– Тут на днях «чудаки» одного привезли, – начал обещанный анекдот Николаич. Правда, в силу профессиональной деформации, анекдоты у него были сплошь из жизни паталогоанатомического отделения, и только «черные». Кстати, «чудаками» он называл санитаров из морга, так как они были вечно навеселе и постоянно чудачили. – На место Сережка ездил, я тут чинил. Он вернулся поздно и говорит мне: «Клиент несвежий, недельку в квартире полежал, но вроде бы ничего криминального». Ну, ничего криминального – я и сижу, спокойно истории заполняю. Но сиди – не сиди, надо идти резать. Прихожу, а он не то, чтоб несвежий, а совсем даже несвежий: гнилостный, смердит, течет… – на этом месте Николаич начал нарезать помидоры и меня замутило.

– Николаич! Я же теперь гражданский мирный человек! Может не к столу, а?

– Тоже верно, – легко согласился эскулап, он вообще за рюмочкой всегда был покладистым мужиком, – Все, забыли, налили, и давай за Свободу!

Я опрокинул пятьдесят граммов спирта в горло, пришалел слегка и подумал о сомнительном звучании тоста. Видимо, Николаич хотел сказать – за пенсионеров.

– Чем теперь занимаешься? – спросил Николаич, пережевывая помидорчик.

– Частным сыском, агентство организовал.

– Как Ниро Вульф? Не надоело за эти годы-то?

– Ну, вроде того, а насчет надоело, так тут совсем другое дело, начальства нет, справок, совещаний и прочей мути, самое время поработать себе в радость, а не для отчета.

– Да, это хорошо, а я вот все чиню и вскрываю, чиню и вскрываю. Народец, какой-то глупый пошел. Я ему говорю: вдруг собака бешеная, а он – нет, я в ней уверен! Мне бы его уверенность.

– Это вы о ком? – встрепенулся я, все, что касалось собак, теперь меня интересовало несказанно.

– Да вот, перед тобой был, собачка за руку укусила. Я ему говорю, два укола от бешенства для профилактики. А он ни в какую, собака соседская, с прививками, не буду делать уколы и точка. Правильно, сделай уколы пить нельзя, а ему бутылка дороже матери родной.