– Ты кого потерял здесь? – услышал он мрачный, хриплый голос. Из темноты на него надвигалась широкая грузная фигура. «Каратэ», – сработало в сознании, и Егоров уже приготовился нанести разящий удар, но сзади на голову обрушилось что-то твердое, тяжелое…

Когда он пришел в себя, то лежал в небольшой комнате. В глаза бил свет электрической лампы. Голова туго стянута бинтами. Внутри что-то назойливо шумело, не давая собраться мыслям. Первое, что он увидел, было заплаканное лицо Нины. И Егоров вспомнил все…

– Сообщили? – спросил он, еле шевеля языком.

– Лежи, лежи. Сообщили уже, – услышал в ответ мягкий басок фельдшера Фоминой. – Милиция еще полчаса назад приехала.

Он опять впал в забытье.

Город жил своей обычной жизнью, и, казалось, ничто не нарушало ее мирного ритма. Как и в другие дни, улицы были полны народу. Солидные мужчины и женщины, молодые пары, почтенные старики… Шли не спеша и поторапливаясь – каждый по своим делам. Обращали на себя внимание лишь расставленные здесь и там посты милиции и народных дружинников.

Совершив поездку по городу и ее окрестностям, Крутиков вернулся в горотдел и стал ожидать сообщений от выехавших на задание оперативников.

В половине одиннадцатого ночи позвонили из ГАИ, доложив, что в районе большого моста задержан подозрительный шофер. Крутиков велел немедленно доставить задержанного в отдел.

Это был весьма подвижный, сутуловатый толстяк с рыхлым небритым лицом. Сидя на стуле, он поглядывал на присутствующих своими маленькими бегающими глазами. На вопрос Крутикова толстяк среагировал живо.

– Моя фамилия Левшин, значит, – сказал он, беспокойно заерзав на стуле. – Я работаю на автобазе пятьдесят три. Вот мои документы. – Он протянул капитану права. – Прибыть вовремя на автобазу не смог из-за неисправности автомашины. Поверьте, я не сделал ничего плохого. Наоборот, иногда и сам участвую…

– Хорошо, хорошо, – перебил его Крутиков. – А теперь скажите, куда вы ездили после работы?

– Куда ездил после работы? – с подобострастной улыбкой переспросил шофер. – Да в Белотай, в Белотай хотел съездить, товарищ капитан!

– Почему нарушили маршрут, указанный в путевом листе?

– К родственнице, к сестре двоюродной надумал поехать, чего греха таить.

Левшин смиренно сложил на коленях руки. В это время в дверях показался милиционер:

– Разрешите, товарищ капитан!

– Да, пожалуйста.

Милиционер подошел к Крутикову и положил на стол небольшой черный кожаный чемодан.

– Нашли в кабине под сиденьем…

Крутиков щелкнул замочком, приподнял крышку и заглянул внутрь чемодана. На лице появилось удивление, которое тотчас сменилось холодным спокойствием.

– Пригласите, пожалуйста, понятых, – обратился он к милиционеру.

Когда пришли понятые, Крутиков положил чемодан на стол перед Левшиным и спросил:

– Ваш чемодан?

– Нет, – покачал головой Левшин. – Недельку назад ехал со мной один студент. Должно быть, он оставил. Я нашел чемодан в кузове и положил под сиденье. Думал, отыщется хозяин…

– Богатый студент, не иначе как зять Рокфеллера! – усмехнулся Крутиков и откинул крышку чемодана. Шофер вскочил со стула как ужаленный. Чемодан был доверху наполнен пачками денежных купюр. На самом дне под деньгами оказались два увесистых кастета и большая связка ключей.

– Я не знал, не знал об этом! – затрясся Левшин, озираясь на чемодан, как на выплывшую из воды мину. – Это не мой чемодан! Меня заставили… Мне грозили!..

– Прекратите истерику! – одернул его Крутиков. Он указал рукой на стул. – Садитесь и рассказывайте!

– Расскажу-расскажу, все расскажу, – пробормотал Левшин, опускаясь на стул. – Последний рейс я, значит, сделал в Елановку. Выгрузил там доски и поехал домой. Это было около восьми часов вечера. Километрах в трех от Крачинска меня остановили двое людей. Один длинный такой, бородатый. Он держал в руке чемодан. Другой здоровяк, на борца похож, только все прикрывал лицо воротом куртки. Они сказали, чтобы я отвез их в Белотай. Я долго не соглашался. И тут бородатый сунул мне двадцатипятирублевку. Вы понимаете, двадцатипятирублевку!