Смеётся и делает глоток.
– Неправильно, – поправляю её, – надо говорить «колешь своей щетиной, запятая, мой Пушок». Пушок – с большой буквы. Поняла?
– Ещё бонусов хочется? – не перестаёт смеяться.
– Ну, я же котяра мартовский! Почему бы и не Пушок?
Провожу пальчиком между… пимпочек.
– Выключи свет, а? Так хорошо, когда ёлка – пальма, пол – песочек, кровать – лодка.
Она послушно выключает свет в комнате. Пока идёт обратно, успеваю выглянуть в окно. Как здорово, что вчера, буквально за три часа до Нового года, начали падать крупные хлопья снега! Всё-таки был Новый год! И какое волшебство сейчас на улице… Мокрые чёрные ветви заботливо укрыты белыми жирными полосами снега.
Я вздрагиваю. Она суёт руку под одеяло и задаёт ей траекторию от моей груди в сторону живота.
Выгибаюсь, как кот, от удовольствия, и вытягиваю хвост…
Колыбельная
Серёжа открыл глаза. Эх, сейчас, наверное, придёт мама, начнёт собирать его в садик. «Не хочу в садик!»
Он отвернулся к стене, на которой висел ковёр. Пара молодых оленей стояла возле ручья, желая, видимо, утолить жажду. Олени настороженно всматривались в склон, поросший кустарником и небольшими деревцами.
Интересно, попьют они когда-нибудь, или так и будут пугливо озираться…
Серёжа вдруг перевернулся на другой бок, резко усевшись на краю кровати. Какой садик? Бабушка в отпуске! Он же целый месяц будет сидеть дома! Ур-ра!
Сонливость исчезла. Он быстро оделся и вышел из комнаты, намереваясь пройти через кухню к лестнице, ведущей на первый этаж. В огороде есть хорошее местечко, где можно быстро набрать червей. Серёжа только папе показал однажды это место, больше никому, никогда и ни за что! Кому надо, пусть сами ищут!
– Стой! – бабушка, возившаяся возле плиты, схватила его за руку. – Каша готова.
…Кошка проводила его до калитки, держа хвост трубой. Тёрлась о ноги, мягко урча. Потому что в руке у Серёжи была удочка, в этой же ладошке он держал ведёрко, на дне которого перекатывалась баночка с червями и землёй.
Пройдя вдоль поликлиники, он свернул направо, к речке.
– Жили у бабуси три весёлых гуся, – затянул он негромко, останавливаясь иногда, чтобы рассмотреть что-нибудь интересное на дороге. Только на дороге можно найти что-нибудь заслуживающее внимание. Больше нигде! Нет, ну, иногда глаза-то надо поднимать. А то пропустишь дупло, в которое надо заглянуть и, если ничего не увидишь в темноте, засунуть руку в надежде нащупать нужную вещицу.
– Один серый, другой белый… три весёлых гуся… Один серый… другой белый… три весёлых гуся…
Он хотел продолжить песню, но дорогу ему преградил какой-то дядя. Дядя сидел на корточках, рассматривая пацанёнка с оттопыренными ушами. Шорты с сандаликами дополняли картину. Сам дядя был одет в тёмные брюки и белую в полосочку рубашку.
– Три гуся? – спросил он.
Серёжа молчал, разглядывая незнакомца. Тот снова заговорил:
– Один серый – раз, другой белый – два… А третий?
После недолгого молчания Серёжа ответил:
– Вы нискакой. Мне мама не разрешает разговаривать с чужими дядями.
– Какой я? – удивился дядя. – Нискакой?
– Да. Мама так и говорит: иди, гуляй и нискакими дядями не разговаривай. Вы – нискакой!
Дядя громко рассмеялся, Серёжа тоже улыбнулся.
– Я – нискакой?
Посмеявшись, дядя стёр тыльной стороной руки слезинку с краешка глаза и заметил:
– Вообще-то я хороший. Мне просто интересно, какой там у тебя третий гусь.
– Да, я вижу, Вы – хороший.
Серёжа зашагал в сторону реки, рассуждая. Дяде пришлось встать и идти рядом.
– Один серый. – Серёжа посмотрел на дядю. Тот кивнул.
– Другой – белый.
Дядя опять кивнул и спросил:
– А про третьего что скажешь?