Я мог, конечно, оказать сопротивление, но почувствовал, что время для этого еще не пришло. Меня грубо втолкнули в небольшое помещение, в котором было темно, как у негра в ухе. Я ударился спиной о бочку – вероятно, с пивом, – но устоял. За мной в помещение вошел один, наверное, тот, что побольше – мои глаза уже привыкли к полумраку, и я мог различить его фигуру, но не его рожу.
Он схватил меня за грудки, наклонился, источая обильный аромат пива и жареного лука прямо мне в лицо, и просипел мне в ухо с акцентом обитателя юго-запада Ирландии:
– Говори, сволочь, ты кто такой?
Я ответил, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно:
– Джон МакКриди, племянник Патрика МакКвиллана.
– Проверим, какой ты МакКриди. Зачем ты якшался с каким-то типом, на котором огромными буквами написано «Уайтхолл»?
– Были у меня с ним дела.
– Вот, значит, как. Дела, говоришь. Сейчас ты нам все про них расскажешь.
Неожиданно для говоруна я сделал шаг и оказался за его спиной, одновременно приставив нож к его горлу:
– Но сначала ты мне расскажешь, какого хрена тебе от меня надо. На все про все у тебя минута. Время пошло.
И я слегка надавил ему лезвием ножа на горло. Мой новый знакомый оказался трусом – неожиданно я услышал неприятный звук, и в воздухе запахло дерьмом. Дрожащим голосом он промямлил:
– Нам было поручено тебя проверить. Не более того.
– Мне такие проверки не нужны. Ну что, пойдем отсюда? Помни, одно неловкое движение – и у тебя появится второй рот на глотке.
И мы вышли из кладовки. Пятясь, я не отпускал своего пленника, продолжая держать нож у его горла. Неожиданно я услышал знакомый голос:
– Это Джон МакКриди. Он наш. Эй, Джон, привет!
Навстречу нам шли двое, и теперь я смог их хорошенько рассмотреть. Это были тот самый «клетчатый» и мой друг детства, Киран Монахан.
– Привет, Киран, – сказал я. – Рад тебя видеть, дружище!
– Отпусти-ка Пэдди, мы и правда попросили его тебя задержать. Эх, как от него воняет… Просто нечем дышать! Пошел отсюда!
Тот уныло поплелся враскорячку по коридору, продолжая «благоухать». А Киран подошел ко мне и обнял меня за плечи.
– Фергус подумал, что ты, может, продался врагу. А когда я ему сказал, что я тебя знаю и за тебя ручаюсь, решил, что, может, ты и не МакКриди вовсе. Ну, здравствуй еще раз, брат!
– И тебе не хворать, приятель!
– Ну что, пойдем, потолкуем.
Паб был небольшим, но темное пиво – вполне себе ирландский стаут – оказалось отменным, а вареное мясо достаточно вкусным и не столь жестким, как это часто бывает в английских заведениях подобного рода. Фергус оказался, как ни странно, по отцу настоящим шотландцем с острова Льюис, а мать его была ирландкой-католичкой из графства Керри. Фергус с детства мечтал и о свободной Шотландии, и о свободной Ирландии. И решил, что нужно начинать с Ирландии. Когда же большинство местных ирландцев поверили Акту о Союзе, именно он встал во главе одной из групп «непримиримых» в Лондоне.
Я рассказал им вкратце примерно то же, что и своему дяде. Тот закрыл глаза и довольно долго сидел, задумчиво цедя пиво из кружки. Потом он встрепенулся, поставил кружку на стол и сказал:
– Ну что ж, полагаю, нужно рискнуть. Хуже все равно не будет. А то, как русские разбили Нельсона и его флот на Балтике, показало всем, что они настоящие враги англичан и смогут нам помочь. Вот только им какой с этого интерес?