Предательское тело отзывается на каждый толчок. Горячее ядрышко внутри, поначалу маленькое, быстро растёт, подпитываемое уверенными движениями Ящера, и меня заполняет горячая волна. Затапливает с головой. Словно вихрь, она водоворотом кружит там, где головкой в самое донышко ударяется толстый член, и расплёскивается по всему телу. Гордеев, будто понял вчера обо мне что-то, раскусил мое тело и теперь знает, что мне нужно.

Он делает это как-то так, что я чувствую себя шлюшкой, потому что киска хлюпает, и к звукам шлепков о ягодицы примешиваются тихие стоны, срывающиеся с моих губ. Я просто не могу их сдерживать, когда пальцы Ящера ритмично потирают влажную горошинку. Я чувствую, как мокро и жарко у меня там, куда так размашисто толкается Гордеев. И я в полном ужасе от своих ощущений.

Добивая остатки моего самообладания, Гордеев трется щетиной о мою шею, а затем влажно ее целует. Меня пронзает электрическим разрядом, а я даже выгнуться не могу, спелёнатая крепкими жадными объятиями. Мне не шелохнуться, и я не сразу замечаю, что неосознанно делаю единственные доступное мне: чтобы ослабить это напряжение, трусь сосками о его руку.

Но когда Ящер слегка прикусывает нежную кожу вдоль венки на шее, я содрогаюсь, переживая свой первый в жизни оргазм. Догнав меня, Гордеев просто стискивает меня сильнее, подпихивает под себя и, не выходя из меня, засыпает.

Опустошенная пережитыми эмоциями, я проваливаюсь в сон вслед за ним.

И вот теперь я в полном шоке отираюсь на кухне.

Понятия не имею, во сколько встаёт Гордеев, но мне бы попасть домой до обеда. Мы за городом, и я не уверена, что денег на карточке хватит на такси. А как ещё отсюда уехать, я не знаю. Может, у парней на улице спросить?

К тому же, у меня голые ноги. Днем не так холодно, но бледная кожа из-под длинного пальто выглядит не очень актуально. И вряд ли у Ящера завалялись колготки.

Делаю глоток и морщусь. Губа, на которую вчера я не очень обращала внимания под наплывом адреналина, поджила, но еще дает о себе знать. Хорошо, что синяка нет. Вряд ли я смогла бы объяснить его маме.

«Тебя, только этого волнует?» – ехидно спрашивает сознание.

Гоню от себя мысли.

Снова и снова накатывают то стыд, то нега, то отчаяние.

Я так и сижу, уставившись в чашку, когда на кухне появляется Ящер. Вальяжный словно сытый зверь, он производит двоякое впечатление, он как ленивый хищник следит за пойманной в ловушку добычей. Вроде и доволен, но настороже.

– Доброе утро, – мямлю я, снова опуская глаза.

– Доброе, – усмехается Гордеев, разглядывая меня при утреннем свете. – Как тебе пробуждение?

Он явно нарочно меня смущает, потому что, когда я неизбежно краснею, взгляд его становится еще более довольным.

Что на такое ответить? Спасибо, понравилось?

– Скажите…

Ящер с интересом смотрит на меня, и, оробев, я умолкаю.

– Скажи: «Денис», – подначивает он.

– Денис Сергеевич, мне неловко…

– Это, конечно, мило и меня возбуждает, но я прошу тебя: назови меня по имени.

Помявшись, я все же решаюсь обратиться без отчества к мужчине, который час назад был во мне:

– Денис, отсюда ходит какой-то транспорт?

– Ты меня за чудовище держишь, что ли? – удивляется Гордеев. – Я поеду в город по твоему вопросу и завезу тебя домой. После завтрака. Завтрак, Ксюша, – это еда, съешь хотя бы бутерброд, нечего на одном кофе сидеть.

И Ящер подает мне пример, откусывая от самого толстого куска.

Через полтора часа я и впрямь у своего дома. Коля подвозит нас прямо к подъезду. Гордеев берёт в руки мобильник:

– Давай свой номер.

Я диктую цифры, и, сделав мне дозвон, Гордеев приказывает: