– Что на обед? – спросила Саша, заглядывая в кастрюлю. Не ответив, женщина молча принялась разливать по тарелкам густой дымящийся борщ.

– Мама! Ты что, спишь?

– Помоги мне накрыть на стол.

Мать и дочь покрыли стол голубой скатертью, разложили голубые салфетки и белые блюда с голубою каймой. Шум подъезжающей машины заставил отвлечься. Глухо завыл старый, покрытый болячками пёс, заскрипели ворота, входная дверь распахнулась, и в дом вошел высокий красивый мужчина в длинном чёрном пальто. Запах борща пропал, его вытеснил аромат мужского парфюма. Мокрые от дождя волосы вошедшего блестели, зелёные глаза горели; в руках – букет белых роз в пёстрой оберточной бумаге и зонтик.

– Привет семейству Снежиных! Отец дома, – бодро сказал мужчина, лёгким движением скидывая пальто и отбрасывая зонтик на тумбу. – Ох и поливает же там… Жуть!

– Ой, а что за цветы? Маме купил? – захлопала глазами Саша, принимая букет и ставя его в вазу. Мать молчала.

– Нет… это мне… на работе подарили, – чуть смущённо сказал отец и, подумав пару секунд, протянул букет жене. – А, впрочем, держи, дарю.

Мама Саши молча приняла подарок и, опустив глаза, унесла, чтобы поставить в вазу.

– С чего это, интересно? День рождения у тебя ещё не скоро.

– Так сегодня же… День научного работника.

– Но ты ведь не научный работник, ты чиновник, – проговорила девушка.

– Быть чиновником в России, дочь, – это целая наука. Тем более, в нашем районном Управлении. Люди плетут такие интриги – только успевай выводить гипотезы да опыты ставить. Как там было? И опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг… – отец Саши улыбнулся. – А знаешь, какой самый главный опыт? – сказал он уже из ванной, открывая кран. – Доказать, что незаменимые люди есть. Я живу как по Бомарше: Пётр Сергеевич тут, Пётр Сергеевич там… Куда мы без Пётра Сергеевича? Куда, а? Да никуда… Я смотрю у вас тут всё готово! – сказал отец, заглянув в кухню.

Мама Саши Снежиной работала медсестрой в местной больнице и отличалась немалым кулинарным талантом, поэтому стол часто играл изобилием. И теперь наготовлено было немало. Кроме хлеба и огромной кастрюли отменного наваристого борща с фасолью на столе стояли салат из свежих овощей, лохань куриных ножек с зеленью, большая вареная рыба, нарезка сыра и ветчины и грушевый компот.

– Вот это я понимаю, добрая пища, – сказал Пётр Сергеевич, когда все уселись ужинать, после чего на несколько секунд закрыл глаза и что-то беззвучно произносил одними губами. У Снежина была привычка молиться перед едой – он приобщил к этому родных, и класса до седьмого Саша тоже усердно молилась каждый раз, а потом вдруг перестала, сама не зная, почему.

– Люблю, когда на столе столько всего, – произнёс Сашин отец. – В такой стране, как наша, свободный выбор имеет для человека первостепенное значение. Не довольствоваться тем, что есть, а выбирать то, что действительно хочешь – это и есть свобода.

– Ты прямо философ, – хмыкнула Саша. – Так что за научные изыскания там у тебя?

– Ничего особенного, – мотнул головой отец, накладывая в тарелку курицу с овощами. – Сегодня решили с коллегами разбавить серые будни. Посидели, выпили немного.

– Это они тебе цветы подарили? Женщина или мужчина?

– Кхем… – поперхнулся Пётр Сергеевич. – Дочь, знаешь такую поговорку: Когда я ем, я глух и нем? Она сейчас очень уместна.

Он всегда называл Сашу словом «дочь», а при хорошем настроении иногда «доча». Когда хотел пошутить, называл «мать».

– Какой тонкий педагогический ход – затыкать сующего нос не в своё дело подростка былинными нравоучениями… – сказала Саша. – Надо будет взять на заметку.