– Нет, – Вайт равнодушно пожал плечами, снова окинул взглядом квартиру и вышел, ожидая снаружи. Кессади со вздохом схватила свою сумку и вышла из квартиры. И зачем она все-таки согласилась?

Киллиан с детства привык к роскоши. К комфорту. К уюту. С детства привык к повышенному вниманию со стороны служанок богатого поместья. Привык к соответствующему обществу, от которого буквально источалась, остро чувствовалась власть и деньги. Он с детства не знал, что такое нищета, денежные проблемы и горькие от бессилия слезы, опаляющие глаза. Демьян, его отец, был довольно известным и успешным предпринимателем в высшем слое общества. Знающий все тонкие аспекты мира бизнеса. Способный ловко извлечь выгоду даже в самой бесполезной сделке. Никто не знал секретов такого ошеломительного, головокружительного успеха, но все восхищались его упорным трудом и высшим статусом. Одно имя, одна фамилия, и все тут же падали ниц, будто он был не бизнесменом, а чертовым Богом. И именно по этой причине его сыну было неуютно находиться в маленькой квартире с узким коридором не в самом благополучном районе города.

Вайт и Деланс спустились вниз. Дождь утих. Редкий свет обшарпанных фонарей освещал дорогу. Сегодня парень решил, что не стоит так сильно выделяться из общей массы. Человек, которого всю жизнь окружали наглые, назойливые журналисты и у которого был личный водитель, сегодня отдал предпочтение более простому автомобилю из своей коллекции и сам решил сесть за руль мустанга.

– Я никогда не каталась на таких, – в голосе Кессади сквозило плохо скрываемое восхищение. Глаза лихорадочно, почти что безумно блестели детским, невинным восторгом, а пухлые, блестящие от блеска губы изогнулись в счастливой, беззаботной улыбке. Сердце Киллиана дрогнуло, раздирая в бесполезные клочья остатки чертова самообладания, разрушая толстые, прочные стены непоколебимого, абсолютного спокойствия, которое он оттачивал в себе ни один долгий год. Она была похожа на маленького ребенка, которому, наконец, разрешили завести собаку, о которой тот так отчаянно мечтал. Он хитро ухмыльнулся и нажал на газ, демонстрируя скорость. Напряжение отпустило, оставляя после себя лишь едва заметную дымку.

К дому Джулии они подъехали через двадцать минут. Роскошный, современный двухэтажный особняк выделялся на фоне аккуратных, ухоженных одноэтажек. Они вышли из машины и сразу же поспешили к дому. Даже с улицы они слышали зажигательную музыку и непрекращающийся гул возбужденных голосов.

Короткий звонок в дверь, и на пороге их восторженно встречала хозяйка, махая руками. Рыжие волосы собраны в аккуратный пучок. На голове красуется сверкающая корона. Мутные, зеленые глаза щедро подведены черным карандашом, подчеркивающим их очаровательную пронзительность. На веках растушеваны светло-коричневые тени, а сочные губы накрашены бледно-розовой помадой. Ярко-красное платье обхватывало грудь, растекаясь приятной к телу тонкой материей, которая на свету казалась шелковым покрывалом. Она осторожно отошла в сторону на своих черных, лаковых шпильках, впуская их внутрь, в разгар самого веселья. Запах дорогого алкоголя врезался в ноздри, громкая музыка разрывала барабанные перепонки. В руках она держала почти что допитую бутылку виски.

– Прекрасно выглядишь, – после приветствия пропищала Кессади, старательно перекрикивая гулкий шум. Та в ответ задорно подмигнула и осушила остатки янтарной жидкости. Они протиснулись внутрь дома. Кажется, вечеринка началась раньше оговоренного срока.

Макдэвон снова замахала руками, плавно покачивая бедрами. Пустая бутылка полетела на пол, разбиваясь вдребезги. Увлекая Киллиана за собой, девушка прикрыла глаза, позволяя алкоголю разгорячить кровь, проникнуть в разум, оседая приятной дымкой. На губах продолжала играть эта глупая улыбка, когда ловкая рука парня прижимала ее к разгоряченному телу, опаляя чувствительную кожу горячим дыханием. От него пахло сладкой мятой. Наверное, как всегда жевал любимую жвачку. Девушка приподнялась, заглядывая в его глаза. Голоса, музыка, крики мгновенно стихли, и сейчас она сосредоточилась лишь на одном мгновении. Коснуться этих соблазнительных, идеально очерченных губ казалось самым правильным решением в жизни Джулии Макдэвон. А мозг тем временем услужливо, с какой-то отстраненностью подкидывал болезненные воспоминания, толкая ее за грань, за безумную, хрупкую грань вседозволенности.