– Спасибо, тут и правда немало. Спасибо, Кир.

– И тебе. Как родишь и найдёшь на кого оставлять ребёнка, приходи, будем рады.

Я кивнула, поджав губы. Мы обе понимали, что вряд ли я вернусь.

– Удачи вам с девчонками, – я порывисто обняла Киру и вышла, закрыв за собой дверь. А тут меня поджидала Женька.

– Мне жаль, Ань…

– Да ничего, всё нормально. Будет, и правда, не очень красиво, если я начну рожать с подносом в руке.

Женька хохотнула, я тоже. Обнялись.

– Я буду забегать к тебе, – пообещала подруга.

– Окей. Не скучайте тут без меня.

Мне удалось сохранить улыбку пока не вышла за дверь ресторана.

И снова дождь, и снова слёзы одиночества, которых никто не увидит.

– Девушка вам не холодно? Может подвезти? – из окна притормозившей машины выглянул какой-то парень, а потом взглянул на мой живот и неловко откинулся назад. – Извините! – и надавив на педаль газа, ринулся прочь.

Да уж, в невесты я уже не гожусь. Усмехнулась, погладила живот.

– Пойдём-ка с мамой в кондитерскую. Сегодня можем устроить себе праздник.

Дни начали тянуться медленно и как-то слишком спокойно. Мне, привыкшей к труду, было тошно и скучно. Я подолгу гуляла на улице, потом пыталась найти работу на удалёнке. Средства к существованию у меня ещё были, я жила очень экономно, но так же я понимала, что надолго мне их не хватит.

На удалёнке работалось интересно, но денег платили мало. И это тоже поспособствовало осенней хандре.

Когда подошёл срок, я просто собрала приготовленные заранее вещи в сумку и отправилась в роддом. Сама. Не позвонила даже Жене, чтобы не отвлекать её.

– Давайте сумку помогу донести, как вы вообще додумались такую тяжесть переть самой? Муж-то где? Небось уже зенки от радости заливает? – так у ресепшена встречала меня медсестра.

– Нет у меня мужа, – улыбнулась я, освободившись, наконец, от тяжести.

– Ну а родственники? Где команда поддержки?

Я опустила взгляд и вздохнула.

– Нет никого.

– Ох ты ж бедная. Ладно, давай обустраивайся в палате, я тебе сейчас чаю принесу.

– Спасибо, – улыбнулась медсестре. Приятно, когда тебя окружают пусть чужие, но зато сердечные люди.

Чай допить я не успела. Воды отошли раньше. И я, глядя себе под ноги, тихо заплакала. Вмиг стало страшно до ужаса.

Потом была боль. Жуткая, страшная, ломающая кости. Я так орала, как, наверное, не орала ни одна из рожениц в этих стенах.

Всё запомнилось урывками. Вот мне помогают залезть на кресло, а вот уже вокруг собрались врачи и медсёстры. Из меня лезет что-то огромное и безжалостное, и единственное, чего я хочу, чтобы это скорее закончилось.

Кажется, несколько раз я теряла сознание. Потом снова очухивалась и опять рожала. А потом всё резко прекратилось, и я услышала детский плач…

Её положили мне на грудь и сердце затопило чем-то горячим. Она была мокрой, красненькой и немножко похожей на инопланетянина, но я влюбилась в эту кроху с первого взгляда.

Несколько месяцев назад

– Привет, милый, как дела? – на пороге его кабинета появилась Инга с широкой улыбкой до ушей и бумажным пакетом из ресторана. – А я тебе обед привезла!

– А я тебя просил об этом? – оторвался от бумаг, взглянул на неё из-под хмурых бровей.

– Ну, милый, не будь такой букой, – Инга сложила губы трубочкой, словно разговаривает с ребёнком. И это его в ней бесило тоже.

– Я занят, Инга. И буду занят до вечера. У тебя ещё что-то?

– Нууу… Я думала, провести пару обеденных часов с тобой. Вспомнить, каково это, трахаться на твоём рабочем столе…

– Мне сейчас это не интересно, сказал же уже. Игры отложим на вечер.

Играть с Ингой он не хотел. Ни сейчас, ни вечером. А вот с той девчонкой из кафе, он бы поиграл. Больно строптивая оказалась. Трахать её было приятно. Он уже и позабыл это чувство, когда имеешь дело с девственницей. А она была ею – о чём говорил член в крови и лужа под её ягодицами. Она плакала и просила отпустить, что возбуждало его ещё больше. И играла она натурально. Со слезами и вскриками. Упиралась в его грудь руками, просила остановиться. А он не мог. Наконец-то получил то, чего хотел. Не затраханную шлюху, которая за бабло и собачкой станет, а свежую, чистую, никем не тронутую девушку. Юную. Сколько ей, интересно? Восемнадцать-двадцать? Не больше.