План этажа дома Нирензее

Вместо адъюнктов и приват-доцентов в здешние апартаменты въехали Матвей Шкирятов, член комиссии ЦК ВКП(б) по проверке и чистке р ядов партии, Иван Лихачёв, директор национализированного завода АМО (будущий ЗИС, завод имени Сталина), Вадим Подбельский, народный комиссар почт и телеграфа, вступивший в эту должность, разогнав всех, не поддержавших Октябрьский переворот, и распорядившись не пропускать «ненужных» телеграмм.

Вместо частных кинокомпаний появилась Ассоциация революционной кинематографии (АРК), созданная Эйзенштейном и Кулешовым. Открылось представительство берлинской газеты «Накануне» – эмигрантской, но очень лояльной по отношению к советской власти. Её воскресное литературное приложение редактировал Алексей Толстой, а московскими сотрудниками стали Михаил Булгаков, Константин Федин, Всеволод Иванов, Валентин Катаев. Почти каждый из них уже сделал себе имя в литературном мире, и влекла их сюда отнюдь не возможность заработать денег, написав за полчаса очередной фельетон, а царившая в этой редакции атмосфера своеобразного литературного клуба.

Карикатура. Журнал «Прожектор», 1923 г. Подпись: «Вот человек, занимающий самое ВЫСОКОЕ положение в Москве!»

Впрочем, и сам дом, и его уникальная крыша тоже были по-своему привлекательны. Особенно в период НЭПа, когда в помещении на десятом этаже, вместо советского общепита, начал работу частный ресторанчик с увеселительными программами и опять же киносеансами поздним вечером, причём репертуар имел оттенок отчётливо ностальгический. Нетрудно представить, как было приятно сидеть у парапета душным летним днём, потягивая холодное пиво (отпускавшееся здесь не только членам профсоюза, но и простым смертным), или в сгущающихся сумерках, распивая с приятелями напитки покрепче.

Ресторан «Крыша». Открытка из коллекции Владимира Бородулина

Сиживал на этой крыше и Михаил Булгаков, описавший свои впечатления так: «В июльский душный вечер я вновь поднялся на кровлю того же девятиэтажного нирензеевского дома. Цепями огней светились бульварные кольца, и радиусы огней уходили к краям Москвы. Пыль не достигала сюда, но звук достиг. Теперь это был явственный звук: Москва ворчала, гудела внутри. Огни, казалось, трепетали, то желтые, то белые огни в черно-синей ночи. Скрежет шел от трамваев, они звякали внизу, и глухо, вперебой, с бульвара неслись звуки оркестров.

На вышке трепетал свет. Гудел аппарат – на экране был помещичий дом с белыми колоннами. А на ниж ней платформе, окаймляющей верхнюю, при набегавшем иногда ветре шелестели белые салфетки на столах и фрачные лакеи бежали с блестящими блюдами».

Однажды в кафе сидели за столиком трое: Владимир Маяковский, Велимир Хлебников и Юрий Саблин. Последний, хотя и был человеком весьма интересным и даже успешным, в компании двух гениальных поэтов чувствовал себя не лучшим образом. Ну кто он был, даже награждённый орденом Боевого Красного Знамени за номером 005, по сравнению с ними?.. Так, всего лишь сын дореволюционного издателя. Однако очень хотелось быть со звёздами на равных, и потому Саблин не удержался и, показав на свой орден, выдал:

– Между прочим, таких, как я, всего пять человек на всю Советскую Россию.

– А таких, как я, всего один, – мгновенно отозвался Маяковский.

А Хлебников подумал и печально промолвил:

– А таких, как я, и вовсе ни одного…

Кстати говоря, Маяковский и Булгаков считались общепризнанными острословами, и каждая их встреча перерастала в словесную дуэль. Осколочек одной из таких пикировок сохранился в воспоминаниях Валентина Катаева: