Она снова закрыла глаза. Через пару минут она приоткрыла веки и, пристально глянув на молодую женщину, сидевшую рядом с ней, сказала:

– Ты довольна?

Одри вздрогнула:

– О да, да. Благодарю вас.

– Милая моя, – сказала леди Трессильян, ее голос стал сердечным и взволнованным, – ты уверена, что это пойдет тебе на пользу? Ведь ты была так привязана к Невилю… Зачем бередить старые раны?..

Одри сидела, опустив глаза, и задумчиво смотрела на свои маленькие руки в лайковых перчатках. Одна из них, как заметила леди Трессильян, судорожно сжала край кровати.

Наконец Одри подняла голову. Ее глаза были спокойны и безмятежны.

– Все это давно прошло, – сказала она. – Совсем прошло.

Леди Трессильян тяжело откинулась на подушки и вздохнула.

– Ладно, покончим с этим. Тебе лучше знать. Однако я устала, мне пора отдохнуть, дорогая. Ступай вниз. Мери ждет тебя. Передай там, чтобы прислали ко мне Баррет.

Баррет была старой верной служанкой леди Трессильян. Она вошла в спальню своей госпожи и обнаружила, что та обессиленно лежит на спине с закрытыми глазами.

– Видно, пора мне покидать этот мир, Баррет, и чем скорее, тем лучше, – тихо проговорила леди Трессильян. – Я уже ничего и никого не понимаю.

– Ах, не говорите так, миледи, вы просто устали.

– Да… устала. Убери-ка этот пуховик с ног и накапай тонизирующей микстуры.

– Неужели приезд миссис Стрендж так расстроил вас? Такая милая леди, но должна сказать, что ей тоже не помешало бы принять ваших капель. Она выглядит не слишком здоровой. Мне всегда кажется, что она видит то, чего другие не видят. Но у нее сильный характер. Она – как вы сказали бы – умеет подать себя.

– Ты совершенно права, Баррет, – согласилась леди Трессильян. – Да, да, это истинная правда.

– И она также не из тех, кого легко забывают. Я не удивилась бы, узнав, что мистер Невиль все еще думает о ней. Нынешняя миссис Стрендж, конечно, с виду очень красива, ничего не скажешь, но мисс Одри производит куда более глубокое впечатление, такие люди, как она, надолго остаются в памяти.

– Невиль просто дурак, – неожиданно усмехнувшись, сказала леди Трессильян, – если хочет свести вместе этих двух женщин. Он же первый пожалеет об этом!

Томас Ройд с трубкой во рту рассеянно следил за процессом сборов; ловкие руки его первоклассного малайского слуги аккуратно и быстро заполняли его дорожные чемоданы. Изредка он окидывал задумчивым взглядом раскинувшиеся за окном плантации. Целых шесть месяцев он не увидит эту землю, с которой за прошедшие семь лет почти сроднился.

Как странно будет вновь оказаться в Англии.

В дверь комнаты заглянул его партнер, Аллен Дрейк:

– Привет, Томас, как идут сборы?

– Уже все уложено.

– Пойдем-ка выпьем на дорожку. Счастливый ты, черт! Я просто сгораю от зависти.

Томас Ройд медленно вышел из спальни, молча присоединившись к своему, другу; надо отметить, что он был исключительно немногословным человеком. Друзья научились угадывать, что он думает, по тому, как он молчал.

Томас был довольно плотный мужчина с бесстрастным, серьезным лицом и внимательными, задумчивыми глазами. Ходил он немного боком, как краб. Такая походка была следствием травмы – во время одного из землетрясений его придавило дверью, – поэтому друзья, подшучивая, называли его крабом-отшельником. Его поврежденные правое плечо и рука были несколько ограничены в движениях, добавляя его виду некую искусственную напряженность, отчего у людей часто возникала мысль, что Томас постоянно испытывает то ли стеснительность, то ли неловкость, хотя в действительности подобные чувства были почти ему несвойственны.