– Кто раз встретился с ревматизмом, боюсь, не расстанется с ним никогда, – ответил человечек. – В некоторой степени это зависит от погоды, хотя не настолько, как принято считать.

– Во всяком случае, от этого не умирают, – сказала Хелен.

– Как правило – нет, – согласился мистер Пеппер.

– Суп, дядя Ридли? – спросила Рэчел.

– Спасибо, дорогая, – отозвался тот и, протягивая свою тарелку, вполне различимо прошептал со вздохом: – Она совсем не похожа на мать!

Хелен не успела вовремя грохнуть стаканом об стол, поэтому Рэчел все услышала и тут же густо покраснела.

– Как же эти слуги обращаются с цветами! – торопливо проговорила она. Поджав губы, она поставила перед собой вазу и стала вынимать из нее мелкие тугие хризантемки, аккуратно, одна к одной, раскладывая их на скатерти.

Последовала пауза.

– Вы ведь знали Дженкинсона, Эмброуз, не так ли? – спросил через стол мистер Пеппер.

– Дженкинсона из Питерхауза?[3]

– Умер, – сказал мистер Пеппер.

– Боже! Я знал его – лет сто назад. Он еще перевернулся на челноке, помните? Чудаковатый тип. Женился на юной табачнице и жил на Болотах[4]. Не слышал, что с ним потом стало.

– Виски, морфий… – со зловещей лаконичностью сообщил мистер Пеппер. – Написал комментарий. Говорят, безнадежный бред.

– А ведь у него были большие способности, – сказал Ридли.

– Его предисловие к Джеллаби до сих пор держится. Что удивительно, учитывая, как быстро сменяются учебники.

– Кажется, еще у него была какая-то теория насчет планет? – спросил Ридли.

– С мозгами у него было не все в порядке, это точно, – кивнул мистер Пеппер.

В этот момент по столу прошла дрожь, фонарь снаружи закачался. Сейчас же несколько раз пронзительно прозвенел электрический звонок.

– Отбываем, – сказал Ридли.

Затем пол будто приподняло волной – слегка, но ощутимо, – потом уронило вниз и опять приподняло, еще более ощутимо. Огни в незашторенном окне пошли назад. Корабль издал громкий тоскливый зов.

– Отбываем! – сказал мистер Пеппер.

Другие корабли так же печально ответили с реки. Ясно были слышны плеск и шелест воды, судно покачивалось, и стюарду, принесшему тарелки, пришлось удерживать равновесие, когда он задергивал занавес. И снова беседу прервала пауза.

– А что Дженкинсон из Кэтса, вы еще поддерживаете с ним отношения? – спросил Эмброуз.

– Так же, как и все. Собираемся раз в год. В нынешнем году он имел несчастье потерять жену, поэтому встреча была довольно тягостной.

– Да, понимаю, – согласился Ридли.

– У него есть незамужняя дочь, которая вроде ведет его хозяйство, но это, разумеется, совсем уже не то, особенно для человека его возраста.

Оба джентльмена глубокомысленно покивали, очищая яблоки.

– Ведь он, сдается, написал книгу? – спросил Ридли.

– Написал, но больше уже не напишет! – заявил мистер Пеппер с такой свирепостью, что привлек внимание обеих дам. – Не напишет больше ни одной, потому что и ту за него написал кто-то другой, – продолжал мистер Пеппер, подпуская все больше яда. – Иначе и быть не может, если все постоянно откладывать на потом, собирать окаменелости и приделывать норманнские арки к свинарникам.

– Признаюсь, я ему сочувствую, – проговорил Ридли с меланхолическим вздохом. – Я испытываю симпатию к людям, которые ничего не могут начать.

– Горы хлама, скопившегося за жизнь, прожитую зря, – не унимался мистер Пеппер. – У него столько хлама, что и в хороший сарай не влезет.

– А некоторым из нас этот порок не знаком, – сказал Ридли. – Только что вышла еще одна работа нашего общего друга Майлза.

Мистер Пеппер издал короткий едкий смешок.

– По моим подсчетам, он выпускает два с половиной тома ежегодно – что, если вычесть время, проведенное им в колыбели, и другие издержки, свидетельствует о похвальнейшей плодовитости.