На прощание он поцеловал Иру не совсем “по-братски” – в губы. И она поймала себя на желании продлить этот поцелуй, а, может, даже перейти к вещам и более существенным, но он попрощался с ней у дверей подъезда, пообещав, что они еще созвонятся, и уехал.

Ирина даже испытала легкое разочарование. Одно из двух – либо она ему нравится недостаточно, либо… у него серьезные намерения.

О тактике “медовой ловушки” неискушенной молодой женщине было известно крайне мало, к тому же прочитанные бульварные детективы убеждали читателей, что “медовые ловушки” – исключительно женская прерогатива (тогда как Волконский, куда более сведущий в таких делах, знал минимум трех мужчин – специалистов по “медовым ловушкам” – один “специализировался” на супругах высокопоставленных персон, другой – исключительно на лицах своего пола, а третий был универсалом – бисексуалом).

Тактика “осады” не выносила спешки. Чем дольше “объект” будет ждать и предвкушать, тем лучше.

Конечно, нехорошо руководствоваться расчетом в отношениях с женщиной, но те случаи, когда Волконский расчетом не руководствовался, а шел на поводу у собственных страстей, никогда добром не заканчивались, взять хотя бы Лику, сейчас ведущую “благонравную” семейную жизнь на пару с его бывшим сослуживцем, тогда как с ним, Волконским, у них были сплошные “эмоциональные качели”, взрывы, фейерверки…

…а закончилось все более чем плачевно. Так плачевно, что лишний раз об этом вспоминать не хотелось.

Наконец, Ирочка решилась и сама пригласила Сергея на ужин.

Он пришел с бутылкой испанского вина (контрабандной), желтым сыром (тоже контрабандным) и огромной кистью черного винограда (пояснил – молдавского).

И, конечно, с цветами. Точнее, цветком. Одним. Бархатисто-бордовой полураспустившейся розой.

Эту пошлость (по ее мнению) Ира ему простила. Ибо любовником Сергейоказался таким, что мало кто мог с ним сравниться. А если уж честно, то и сравнивать, по большому счету, было не с кем. Ибо мужчин у Ирочки после развода случалось немного, по пальцам одной руки можно пересчитать (если рука, вдобавок, трехпалая).

И ведь не сказать, что Волконский был таким уж неутомимым “жеребцом”. Просто безошибочно находил те точки (по “ученому”, эрогенные зоны), от ласк которых Ира несколько раз испытала состояние, близкое к экстазу, даже без собственно проникновения.

И, наконец, уснула, ощущая себя сладко измотанной, в объятиях мужчины, которого уже мысленно видела если не супругом, то “избранником” уж точно…

…вот только наутро проснулась в одиночестве.

Он ушел, не прощаясь, пока она спала. Не позавтракав, не попив кофе на прощание. Если б не стоящие на столе на две трети пустая бутылка темного вина и изысканная роза в узкой вазе, можно было решить, что ей вообще все приснилось…

Ни записки, ни сообщения в телефоне. Ничего.

Ира ощутила себя до того уязвленной, что впору было расплакаться.

Еле удержалась от искушения самой набрать его номер и сказать что-нибудь злое и колкое… просто не придумала, что именно сказать.

А ближе к обеду он позвонил сам.

– Прости, что убежал, не предупредив. Ты так сладко спала, было бы варварством тебя будить.

– Что, случился пожар? – съехидничала Ира, хотя в душе, конечно же, ликовала – позвонил все-таки!

– Не пожар. Псина. Собака у меня породы алабай. Ее, точнее, его, это кобель, нужно каждое утро выпускать на улицу, а я на сей раз забыл предупредить своего человека, который это делает в мое отсутствие…

Отлично. Собака породы алабай. Ира в породах собак (за исключением немецких овчарок) не разбиралась от слова “совсем”.

– Извини, пожалуйста, – сказал Сергей так мягко, таким проникновенным голосом, что не извинить было, разумеется, верхом черствости.