Я Судаков Филимон Петрович, житель посёлка пгт Мурино, Муринского административного муниципального центра и меня беспокоит наличие в нашем районе такой вот гадости. Мне самому 32 года и уже 2 (два) из них я выплачиваю ипотеку, намерен продолжать в том же духе, но такие личности меня немного удивляют, и я их ненавижу.

На втором этаже нашего жк (далее – жилищного комплекса) проживаю я, с семьёй и каждый Божий день под нашими окнами происходит совершенно нелицеприятные встречи так называемых молодых людей, которые своей громкой музыкой с непонятным вокалом продолжают мешать мне, а также моей супруге, спать по ночам.

В качестве доказательств их вины могу предоставить видеозаписи надлежащего формата, аудиодорожки. Сам я окончил школу давным-давно, но помню, что ничего подобного у нас тогда не было и питались мы кое-как. Теперь же, с позволения их родителей, мне приходится выслушивать какие-то крики, громкий лающий смех, а также свист. Данные виды воздействия считаю неправомерными, в связи с чем объявляю о своём намерении написать в соответствующие правоохранительные органы, прокуратуру, а также лично в администрацию президента. За мной дело не постоит.

В качестве решения данного вопроса, а также для регулирования прочих предлагаю перенести второй этаж нашего жилого комплекса «Слепая корона» на восьмой, а восьмой, в соответствии, на второй. Далее, пользуясь случаем, замечу, что до сих пор не решена проблема с парковочными местами, колонками для воды, как это стояло на подписанном главным инженером строительной компании плане. С уважением, Судаков Филимон П.

Дядя сидел на подоконнике и пил молоко уже второй час. Вечерело. На улицы выходил народец в рубашках с короткими рукавами, колясками и пакетами, а дядя, глядя на вечернюю толпу грустнел с каждой минутой, но молоко пить не прекращал. – Дядя, я тебя вижу насквозь. – прозвучал вдруг строгим тоном незнакомый голос. – Кто это ты? – спросил дядя. – Я твои лёгкие. – ответили лёгкие.

Дядя прекратил пить молоко и начал думать, но тут же прервал себя, потому что, наверное, лёгкие видели его мысли, поэтому дядя постарался не читать в голове мысли, но это его только сбило и мысли стали сами читаться.

– Хотел сказать, дядя, кое-что. – вновь раздался голос. – Да, да, что? – ответил дядя. – Я смотрю на тебя дядя, уже давно и мне всегда было интересно, почему ты не кавалерист? – А почему я должен быть кавалерист? – Мне так кажется. – ответили лёгкие.

И дядя всё понял, прекратил пить по вечерам молоко, сидя на подоконнике, записался в кавалерийский отряд, ему дали лошадь и с тех пор по вечерам он скакал на лошади по широкому полю, а солнце каждый раз обнимало его улыбающееся лицо.

Над антресолью квартиры Карманчиковых был сплошной, монолитный потолок. Стяжка, говорили мастера. Красота, говорили гости: бывшие одноклассники и группа коллег, заходившие на поцелуи, чаёк и коньячок в пятничные, спокойные вечера. Средний возраст семьи Карманчиковых колеблился в десятых числах тридцати трёх. Возраст опасный, наводящий на размышления, коими и были заняты умы самых прогрессивных членов фамилии, и потому, что размышления были тяжёлые, приходилось обращаться к мудрости веков. Века к вопросам были готовы и частенько завершали полилоги зычными заклинаниями про камни, мох и куда-то текущую воду. Аргументация была железна, обоснование было бетонным – на железобетонном каркасе идеи о хранении энергии зиждился их покой.

Над антресолью квартиры Карманчиковых, над спокойным небом потолочной стяжки были перекрытия, а над ними, согласно документам, росли и беспорядочно перемещались беспокойные атомы хозяйства одинокого и свободного артиста мира и гражданина сердца – Асклепия Бермундовича. Однажды он ходил за банками, и кое-чем ещё, но рассказать, что там с чем и почему уже не получается.