«Ноябрьская группа» была якобы основана деятелями искусства, желавшими воплотить в жизнь революционное стремление к чистому товариществу и к сотрудничеству с трудящимися массами вне схем деятельности и жульничества снобистских художественных клубов и спекуляций торговцев искусством. Поэтому в «Ноябрьскую группу» вошли молодые и пролетарски настроенные художники. На бесчисленных заседаниях и дискуссиях снова и снова подчёркивалось, что «Ноябрьская группа» должна расширять свои границы только вправо и ни в коем случае не влево. Очевидно, в силу убеждений, прямо противоположных идее движимой пролетариатом революции, ни один из руководящих членов группы ни на секунду не задумывался об отказе от обычного для любого другого мещанского художественного объединения присутствия привилегированной верхушки – своими лицемерными речами они лишь создали такую видимость, чтобы в старой, подлой художественной манере поднять собственную самооценку за счёт как можно большего количества участников, на которых презрительно, как на стадо, руководители взирают с высоты своей славы. Вместо каких-либо попыток отвержения исполняемых художниками в капиталистическом обществе ролей трутней и проституток эти авторитеты предприняли всё для продвижения себя и собственных интересов, используя членов группы в качестве безвольного голосующего стада. Они возводят статуи, в которых нет и следа свободы и товарищества, они всеми силами добиваются милости стоящих у руля задержавшихся на своём посту правительства Людендорфа, Каппа и Стиннеса^>2 и так далеко зашли в своём бесстыдстве и беспринципности, что добровольно позволяют правительству себя насиловать и оскорблять. Их сердца и помыслы нереволюционны и, что ещё хуже, беспринципность их настолько сильна, что становится невозможным вести с ними разговор, как это должно делать человеку с человеком. Лидерам было известно о том, что молодые участники группы в известной мере верили в пролетарскую революцию и чувствовали необходимость слияния художников с рабочими массами, что определённая часть участников не желала быть художниками в рамках мещанских культурных представлений, так как видели в формировании якобы революционной эстетики не путь к высвобождению собственного человеческого, а искали в нём разрешения самой художественной сути, инструмента удовлетворения спящего стремления масс к чистой и неотравленной жизни, а также из-за того, что не желали более, руководствуясь заимствованной из мещанской эстетики системой ценностей, выступать заносчивым и надменным экспертным лицом при самовольном суде над человеческими стараниями и методами работы. Все надежды и желания этой части участников были уничтожены руководством с помощью торгашеских хитростей, лживых намёков на «известную несговорчивость художников» и брутальным использованием средств власти. Коррумпированная клика руководителей придерживается своего диктаторского поведения, ставя своё «Нет» выше всех стремлений к действительно революционной и человеческой цели и не стыдится признать, что сближение, а тем более отождествление задач «Ноябрьской группы» с современными революционными и человеческими задачами им неприятно и ненавистно, потому как пагубно для коммерции и репутации. Что они предприняли, когда революционная часть участников потребовала от них занять жёсткую позицию в связи с угрозами и крючкотворством со стороны министерства культуры, с которыми столкнулась «Н. г.», участвуя в Большой берлинской художественной выставке на Лертском вокзале?^>3 Ничего, потому как руководители спасали лишь собственную славу и доход, игнорируя взгляды действующих сил группы. Министерство угрожало запретить открытие секции «Н. г.», если там, как и в прошедшие годы, будут выставлены работы, не отвечающие взглядам власти на искусство. Они прогнулись; председатель руководства Большой берлинской, Шлихтинг