– Я что-то не понял насчет коэффициента.

Голиков усмехнулся:

– Юрий Андреевич, не будь наивным. Ты думаешь, зачем Радкевичу сеть сомнительных платежных терминалов «Юпитер-оплата», если у нас имеются официальные банкоматы?

– Расширение бизнеса.

– Правильно. Но какого бизнеса? – Глаза Олега хитро блеснули, он понизил голос: – Через терминалы поступает неучтенная наличка. Босс сам спускает мне нужный процент, и я подгоняю отчетность, чтобы все было чики-пики.

– Почему я не в курсе?

– Потому что ты правильный, а я гибкий, – снисходительно улыбнувшись, выпятил грудь Голиков. – Зачем ты вообще полез не в свою зону ответственности?

Я сжал ладонями голову, вспомнил о дочери и простонал:

– Отстань.

– Перебрал вчера? – посочувствовал Олег. – Выйди, проветрись, выпей крепкий кофе. Могу аспирином поделиться.

– Ничего я не хочу! – взвился я, схватил битое яблоко и швырнул его в корзину с мусором.

– Баскетболист из тебя хреновый, – прокомментировал бросок Голиков, глядя на опрокинутую корзину и ускакавший плод.

Он покачал головой и пошел устранять последствия неумелого броска. Я остался один на один с тяжелыми мыслями, чувствуя себя хуже некуда. И жизнь, и работа разом повернулись ко мне неприглядной стороной. Мои руки долго не прикасались к клавиатуре, и дисплей погас. В черном зеркале монитора отражалось мое огрубевшее лицо и потемневшие контуры кабинета, словно я сам и мир вокруг попали в мрачное зазеркалье. Смотреть в жуткую черноту было невыносимо.

Я ударил по клавишам, ввел пароль в появившемся на мониторе окошке и раскрыл таблицы движения средств по счетам. Надо делать хоть что-то, лишь бы не оставаться один на один с гнетущими мыслями. Моя зрительная память отлично запоминала числа, все-таки я математик по образованию, а не поэт. Поток чисел, за которыми стояли денежные суммы, затягивал меня в головоломную воронку, заставляя их сравнивать и анализировать. Спустя час, я нашел целый ряд сомнительных операций.

– Опять какая-то ерунда. Что-то не так, – бурчал я, копируя суммы и номера счетов в отдельный файл.

– Ну что еще? – высказал недовольство Голиков, с сомнением покосившись на меня.

Пришлось распечатать таблицу и разъяснить:

– Смотри. В суточных выписках эти переводы есть, а в отчете за месяц отсутствуют.

Олег оттолкнул свое кресло на колесиках и подошел ко мне. Его взгляд был колючим и ироничным одновременно. Голиков пощелкал пальцами около моих ушей, словно будил заснувшего.

– Эй, идеалист, проснись! Ты думаешь: чем мы зарабатываем? Депозиты-кредиты? С ними легко прогореть. Мы не Сбербанк, которому все доверяют. Радкевич выбрал другую нишу для бизнеса.

– Взять деньги и смыться?

– До этого еще не дошло. Наш банк оказывает услуги особого рода.

– Какие же?

– Если в двух словах, то криминалу надо отмыть деньги, чиновникам обналичить откаты и спрятать их в офшоре. Есть спрос – будет предложение.

– Обналичить и спрятать.

– Наконец дошло.

Меня распирала обида:

– Я месяцами работаю над программами, ставлю преграды для мелких мошенников, а тут…

– Да что с тобой? – начал раздражаться Олег. – Ты не такой как всегда.

– Кое-что случилось.

– Что же?

Мне не хотелось говорить про дочь, для чужого человека это лишь любопытная информация, а для меня непрестанная боль. И я хлопнул ладонью по сомнительной таблице:

– Вот это!

Голиков хмуро вглядывался в мое лицо, словно видел впервые. Я с вызовом ответил на его невысказанный вопрос:

– Что, не нравлюсь?

– Забудь.

Олег выдернул из-под моей руки страницу с номерами счетов, вернулся к своему столу и сосредоточенно захрустел яблоком. Даже его спина выражала презрение. Швырнув огрызок, словно окурок, Голиков вышел из кабинета.