В пивной царила тишина. Наши клиенты разошлись по домам, чтобы поколотить жен или проспаться. Я опустился на стул у крайнего стола в ряду и несколько минут просидел в темноте, затем направился в заднюю комнату.

Поленья в печи догорели до углей, и в комнате было холодно. На полу возле очага стояла стопка неиспользованного постельного белья. Никаких следов пребывания здесь бездомного мальчика не было.

Я вышел за дверь «Пьяного графа» и прислонился к стене, скручивая сигарету дрожащими от холода руками. До наступления утра оставалось еще несколько минут, и в предрассветных сумерках город казался серым, словно в дыму. Промозглость осени вызвала во мне кашель, и его громкий грохот прокатился эхом по пустым улицам. Я прикурил сигарету, чтобы успокоить его. Где-то вдали петух пропел зорьку.

Как только найду насильника девочки, сотворю с ним такое, что расправа над Заячьей Губой покажется ласками новой любовницы. Я поклялся всем святым на земле, что эта гнида будет умирать долго.

Спустя восемь часов и потратив шесть золотых, я не продвинулся ни на шаг к своей цели. Без маковой росинки во рту я обошел все цеха, где изготавливается или используется растворитель, от Широкой улицы до Светлой. Нескольких медных монет обычно достаточно для того, чтобы получить нужные сведения. Если это не помогало, я показывал бумагу с подтверждением того, что я состою на гвардейской службе, и задавал свои вопросы менее вежливо. Получить ответы оказалось довольно просто. Всегда легко получать ответы, которые никуда не ведут.

Воробей догнал меня вскоре после того, как я вышел из «Графа», не дав мне никаких объяснений своего исчезновения. Он вообще ничего не сказал, просто шел следом за мной и молчал. Мальчишка начинал нервничать. Видимо, не ожидал, что работа со мной окажется такой скукой. Мне самому нравилось наше занятие ничуть не больше. Чем дольше продолжались поиски, тем более абсурдной казалась моя убежденность в успехе нашего предприятия, и я часто вспоминал о том, что одно из достоинств моего ремесла состоит в том, что люди разыскивают меня, а не наоборот. Но мысли о мертвой девочке и мое природное упорство гнали меня вперед, и, вопреки всем уговорам здравого смысла, я надеялся, что удача еще улыбнется мне.

Старушка за прилавком, таким же обшарпанным, как и она сама, ни на полдюйма не изменилась в лице за все время нашего разговора. Никто из ее работников не отлучался последние три дня. И было их всего двое, обе женщины, и работали они шесть дней в неделю от зари до полуночи. История старухи оказалась не слишком интересной, чтобы оправдать три медяка, которые я заплатил ей.

Из маленькой мастерской я вышел на улицу, когда день уже угасал, и подумал, что пора прекратить бесплодные поиски, вернуться домой и восстановить силы, как вдруг ветер сменил направление, принеся знакомый запах. Улыбка растянула мне уголки губ. Заметив ее, Воробей посмотрел на меня с любопытством.

– Что случилось? – спросил он, но я оставил его вопрос без ответа и пошел против ветра.

Мы прошли два квартала, и едкий запах сделался крепче. Еще несколько шагов – и вонь стала почти невыносимой. Пройдя немного вперед, я понял почему. Перед нами стояла большая клеевая фабрика, каменные ворота выходили на просторный двор, где кучка киренцев топила в бурлящих котлах хрящи и кости. Я был близок к цели. Я открыл калитку и вошел внутрь. Воробей не отставал, держась в полушаге за моей спиной.

Быстро мелькнула в воздухе моя фальшивая грамота, и управляющий принял вид дружелюбной услужливости. Я завел разговор по-киренски намеренно хуже, чем умел.