Николай жил вместе с отцом в таунхаусе, разделенном на две части. В первой половине жил его отец, а во второй – он сам. Общая зона находилась на первом этаже, в месте соединения двух половин. Здание представляло собой верхушку буквы «Т», внутри которой был выход во внутренний двор, к бассейну и зоне отдыха. Фасад дома не отличался разнообразной цветовой гаммой: серые стены в сочетании с коричневыми рамами стеклянных окон и наличников дверей. Наружная часть таунхауса была полностью защищена от людских глаз, а внутренняя – полностью застеклена. Территория внутреннего фасада, помимо расположения на ней летней террасы и бассейна, была озеленена низкорослыми кустарниками. Николай любил проводить там большую часть своего свободного времени.

Ступая по территории таунхауса, Литвинов хотел было заглянуть к отцу, чтобы поздороваться, но задумался и уже успел завернуть в свое крыло. Он знал, что отец сегодня не поехал на работу, так как была суббота, а потому вполне мог детально посмотреть матч в исполнении своего сына. Александр Литвинов не питал страсти к хоккею. Это было чистой правдой. Его под дулом пистолета не загнать на ледовую арену, если того не требуют обстоятельства. Однако за играми сына он следил. Потому что преследовал в этом свой интерес.

Отворив стеклянную дверь, Николай переступил порог и бросил сумку на кушетку, стоявшую у входа. Не снимая обуви, завернул на кухню, чтобы выпить воды со льдом, однако по пути все же наткнулся на отца. Александр Юрьевич поджидал сына в гостиной, расположившись на диване, что стоял возле лестницы. Его широкая спина была выпрямлена, а сам он держал в руках планшет с открытой сводкой спортивных новостей.

– Привет, – проговорил Николай, обогнув белый кожаный диван. Садиться он не собирался.

Литвинов-старший медленно перевел взгляд на сына, отложив планшет на стеклянный журнальный стол. Отец испытующе смотрел на него, ожидая разъяснений. Тишина охватила гостиную. Сквозь приоткрытую дверь, ведущую во двор, дул ветер, заставляя листья монстеры[3] трепыхаться. Взгляд Александра Юрьевича был сверлящим, словно он хотел пробурить скважину в голове сына. Однако Николаю ничего не хотелось говорить. Подобные разговоры для него были сущей пыткой.

С самого детства ему твердили, что он должен быть лучшим во всем: в учебе, в спорте, в карьере. И он не противился этому, потому что осознавал, что только повиновением может заслужить любовь своего отца. Кроме отца у него не было никого. Его мать погибла, когда Николаю было пять лет, он уже и не помнит детали того злосчастного вечера, потому что был слишком мал. Николай хотел узнать, что же тогда произошло, но отец пресекал любую попытку завести разговор на эту тему. После трех фиаско парень уже и не пытался.

– Не хочешь сам – я начну разговор. Объясни, пожалуйста, как вы умудрились проиграть стартовый матч? – гнусавым голосом спросил Александр Юрьевич.

Николай хотел повернуться лицом к панорамному окну, чтобы не сталкиваться с холодным взглядом отца, но не смог пошевелиться. Он помнил, что в разговорах отец не любил, когда собеседник поворачивался к нему спиной. Потому остался в том же положении, только нервно сжал пальцы и губы.

– Так вышло. Это наша первая игра в новой лиге. Мы старались, ты это знаешь. Нам не хватило лишь нескольких секунд, чтобы выйти в овертайм, – сухо ответил Николай. Он уже давно научился достойно держаться в таких разговорах.

– Знаю, я видел. Только вот не понял, почему ты сидел, распластавшись на льду, вместо того чтобы подняться и достойно доиграть. – Александр Юрьевич откашлялся и встал с дивана.