Жила она уединенно, тусоваться и высовываться из своей норки не любила. Муж приезжал в Дюссельдорф редко, чаще она к нему – в Манчестер. Общение ограничивалось парой английских музыкантов и художницей из Канады. К местной русской богеме Тамара относилась со снисходительным пренебрежением – себя она считала англичанкой, и очень сожалела, что в свое время не поменяла свою трудно произносимую украинскую фамилию Мищенко на благозвучную Ричардсон. Тогда уж точно к ней не совались бы всякие эмигрантские поэтишки и неудавшиеся пианистки с бывшей родины, принимая ее за «свою». Никакая она им не своя! Вот покойный сэр Питер Устинов тоже имел русскую кровь и русскую фамилию. Ну и что? Он был самым натуральнейшим из самых натуральных англичан. И она тоже англичанка – леди Тамара.

Каким-то образом получилось, что Тамара сразу не заподозрила в Алине свою соотечественницу, а когда узнала – неудобно было отказывать. Ладно уж! Даст она интервью и для русского журнала. Тем более, эта журналистка – редакторша женского журнала «Лина» – такая себе западная эмансипе с виду. И муж у нее – немец, к тому же – крутой предприниматель…

Без двух минут десять Алина подъехала к дому, в котором жила балерина. Найти парковку в центре города – задача не из легких. Хотя, поблизости нет ни больших магазинов, ни увеселительных заведений, автомобили прижавшиеся вплотную друг к другу вдоль обочины дороги, не оставляли надежды найти в их череде хотя бы маленький зазор. Совсем недавно Алина стала обладательницей очень удобного для городских передвижений нового «Фольксвагена-жучка», но ведь это тоже не велосипед, который можно просто прислонить к столбу на тротуаре.

Алина остановилась посреди дороги, с надеждой глядя на редких прохожих: вдруг кто-то из них сейчас сядет в машину и освободит для нее местечко? Часы показывали уже пять минут одиннадцатого, но отъезжать от бордюра никто не собирался.

«Они никуда не ездят, что ли? – с раздражением думала она, поглядывая на часы. – Зачем тогда машины покупать, если ими не пользоваться?»

Потеряв, в конце концов, надежду оставить машину в непосредственной близости от нужного ей дома, Алина поехала в сторону многоэтажного гаража, расположенного примерно в двухстах метрах.

«Самой Тамаре машина ни к чему… – подумала Алина, въезжая в гараж, – тут до театра просто рукой подать! Хотя, может она любит ездить на природу?.. наверное, и все те, чьими автомобилями забит центр города – любители вылазок на натуру…»

Все эти процедуры заняли еще минут пятнадцать, получается, что Алина опаздывает уже почти на полчаса.

«Ну ничего, – успокаивала она себя, приближаясь к дому Тамары Мищенко уже пешком, – балерина будет только рада поспать лишние тридцать минут. Она и так была недовольна, что придется рано вставать. Зато мне теперь надо поторапливаться – через два часа уже забирать Михаэля из детского сада».

Алина нажала кнопку звонка напротив фамилии Мищенко. Через минуту повторила попытку: «Она и не думала просыпаться к назначенному времени, а я тут распереживалась, что опаздываю! Ну, все-таки, пора и честь знать! Сколько я тут должна стоять под подъездом?»

После третьей попытки Алина достала из сумочки айфон и набрала домашний номер телефона Тамары. Трубку упорно никто не брал: «Да что же это такое! Эта дама, конечно, несколько претенциозна и высокомерна, но даже такие особы стараются не шутить с прессой. Ведь одно неосторожно сказанное слово может стоить карьеры! Тоже мне, прима дюссельдорфского балета! Майя Плисецкая себя такого и то не позволяла!»

Конечно, звезда может допустить некоторые вольности. До определенной границы это даже добавит ей популярности, но главное – не перейти эту самую зыбкую грань. А для «пролетных метеоритов», которые свой тухнущий в небесном мраке хвост пытаются распушать до предела, не понимая, что ускоряют тем самым свое полное рассеяние в вакууме, понятие чувства меры бывает напрочь потеряно. Так, пролетая по звездному небу, они исчезают бесследно где-то за пределами видимых галактик.