«Пи-пи-пи-пиииии, пи-пи-пи-пиииии» – раздавалось каждое утро с письменного стола. Будильник оповещал о начале нового дня, и сразу подъём без всяких проволочек. Годами выработанная привычка вставать по будильнику давала нам прекрасную возможность быть похваленными родителями.

– Какие молодцы! И подходить будить не надо вас, – каждый раз удивлённо и радостно говорила мама.

По обыкновению, папа включал в кухне телевизор. Смотрели «Первый канал», он тогда назывался ОРТ, жуя порцию своей яичницы, мы внимали новостям в передаче «Доброе утро».

В этом постоянном алгоритме никогда не происходило отклонений от принятых папой традиций. «Вести» или «Время» включались, когда он приходил на обед. Новостные передачи смотрелись им по возвращении с работы и перед сном. В этот непомерно «длинный» промежуток времени нельзя было разговаривать. Во время просмотра папой новостей, казалось, что даже шевелиться лучше не стоило.

В 1995 году, когда убили Влада Листьева, все каналы, а их у нас в деревне тогда было только два, не транслировали в течение дня весёлых передач и мультфильмов, а в промежутках, вместо рекламы, включалась заставка с его фото и надписью «Владислав Листьев убит». Мы на тот момент ещё не ходили в школу, но читать уже умели. Вечером родители пошли управляться по хозяйству, Андрея тоже в доме не было. Я сидела в кресле и беспрестанно смотрела на фото, читала надпись, которая невероятным образом пугала. Страх мой немного угасал, когда опять включались новости, а потом снова ужас – на экран возвращалась заставка… В конечном счёте я залезла за кресло и ждала родителей там, а уши заткнула пальцами, чтобы не слышать новостей, которые уже выучила за вечер… И почему я не выключила тогда телевизор?

О теракте 11 сентября 2001 года в США (башни-близнецы) я узнала утром, когда зашла в летнюю кухню, чтобы умыться и позавтракать перед школой. Папа стоял у телевизора и всем нервно говорил: «Тихо! Тихо!». И делал громче. Весь день в школе я ходила сама не своя и вспоминала видеорепортаж, в котором люди падали с небоскреба вниз в надежде на чудо, но разбивались.

Захват заложников в Москве, в театральном центре на Дубровке, в 2002 году все два канала транслировали три или четыре дня. Новости включались сразу, когда появлялись какие-либо известия о заложниках «Норд-Оста». Вся наша семья была прикована к чёрно-белому экрану телевизора. В Москве жила и живёт папина родная сестра, мы очень переживали тогда и надеялись, что она не пошла в тот день в театр. Слава богу, её там не было…

В 2004 году, придя со школы в обед, я застала папу, опять стоящего у телевизора – он смотрел репортаж о захвате школы в Беслане. После просмотра я просто вышла из кухни и не стала даже обедать, пошла в дом. Смотрела на новые, первый раз мной открытые в этом учебном году страницы учебников и понимала, что те дети их уже вовсе никогда не откроют, а я сижу здесь в глубинке Сибири и перевариваю увиденное, думаю и переживаю. Понимаю, что где-то там в красивых и тёплых местах гибнут мои сверстники и ещё больше мне хочется, чтобы никто не умирал, хочется жить самой…

Всё моё взросление я видела в телевизоре только негатив: Чеченская война, взрывы в метро и самолётах. Все мы жили с чувством, что что-то плохое должно случиться прямо сейчас, в эту минуту.

Прошло время. Мы поступили в институты. Началась своя, хоть и не самостоятельная, но отдельная от родительского крыла жизнь. Помню, как я была рада, что в общажной комнате не было телевизора. Утро начиналось в тишине. Все четыре девочки вставали угрюмыми и невыспавшимися – какие разговоры, тут даже музыку слушать не хотелось.