Шрам со мной по сей день. Он похож на серп и, как ни странно, напоминает о хорошем.

Андрею шёл тогда шестой год, ну и мне по совместительству тоже, но история как раз не обо мне. Андрей у нас был вечным засланцем в магазин. Не то чтобы ему это сильно нравилось делать, просто не мог отказывать, когда просили.

– Андрюша, время десять, дома хлеба нет, сходи, сынок, сделай доброе дело, – просила мама всегда умоляющим голосом. Уговаривать долго обычно не приходилось.

– И жвачек возьми, – добавляла она для пущей мотивации.

Жвачка нужна была Андрею, мне и нашему двоюродному брату из Москвы – Вадиму, он гостил тогда у нас летом.

Андрей взял красную авоську, и его белобрысая пушистая шевелюра скрылась за калиткой.

В десять утра привозили хлеб и по обыкновению в магазине образовывалась очередь.

– Ой, можно я сперва обслужу мальчика, – сказала тётя Неля, и её красивая улыбка озарила сельский магазин.

Все в очереди обернулись и тоже улыбнулись, завидя пушистого мальчика. Широкой улыбкой ответил Андрей людям и прошёл к прилавку.

– Три булки хлеба и три жвачки, – произнёс он.

И в это, не совсем подходящее время, кто-то из очереди произнес:

– Какая у тебя красивая причёска!

– Да. Ты впрямь, как солнышко!

– Одуванчик! – подхватил ещё кто-то, и череда комплиментов посыпалась в адрес брата.

Кудрявые белоснежные волосы умиляли людей. Маленький мальчик-одуванчик сложил покупки в свою сетку и весь красный буквально выбежал из магазина, забыв сдачу.

Три булки хлеба тяжело неслись, но быстро; грела мысль, что дома он откроет сладкую жвачку, зажует её, а наклейку налепит на холодильник, пополнив коллекцию динозавров.

Но дома, достав из сетки хлеб, жвачка обнаружилась всего одна, остальные вывалились через дырки авоськи. Растерявшись от кучи комплиментов, он машинально кинул жвачки в неё, не подумав, что из авоськи «самое ценное» могло просто-напросто выпасть.

Все вместе мы шли по дороге и искали потерю. Очень переживали, что кто-то найдет её вперед нас. Жвачки лежали у магазина целые и невредимые.

Из авосек всегда что-то мелкое выпадало: спички, жвачки, леденцы и прочее, именно поэтому вскоре все заменили их пакетами. Купишь новёхонький пакет и ходишь с ним в магазин, пока он не сотрётся до дыр или ручки однажды не выдержат тяжести продуктов. Всегда было жаль старый пакет, к которому уже прикипел душой, а к новому потом долго приходилось привыкать, но и его ждала та же участь – отслужив свой срок, он отправлялся в растопленную печку, чёрным дымом вылетал в трубу, как и не было его вовсе, или же он наполнялся до отвала мусором и вывозился вместе с другим хламом на свалку.

Ничего теперь не выпадало, не исчезало и не терялось, но сдача в магазине время от времени всё равно забывалась, а за ней так лень было возвращаться, не то что за потерянной жвачкой.

Утро было солнечное, но по небу кое-где проплывали тяжёлые серо-грязные облака. Дело шло к дождю.

Папа отвёз нас с бабушкой и братом на пристань в Галанино. Паром ещё не приплыл с «той стороны», он даже ещё не пристал к противоположному берегу Енисея и у нас оказалась уйма свободного времени.

Бабушка повела нас в магазин, купила сандалии мне и брату и гостинец для момотовских родственников. А потом мы долго кидали камни в реку и разглядывали незнакомых людей, тоже ожидавших парома.

До этого паром мы никогда не видели. Мне казалось, это непременно будет белый красивый пароход, но к берегу пристал какой-то огромный грязный поддон, напоминающий плот. На него стали заезжать машины и мотоциклы, люди без транспорта заходили позже.