– Мама снова опаздывает к обеду! – недовольно произнесла девушка, запуская пальцы в чуть отливающие медью волосы и в очередной раз устраиваясь поудобнее на циновке.

– Значит, у нее есть на то причины, Кицуне, – с мягкой улыбкой ответил Татегами, кинув в то же время еще один беспокойный взгляд в сторону дверного проема. – Мы уезжаем завтра, необходимо удостовериться, что за время нашего отсутствия ничего не произойдет. И я думаю, тебе следовало бы сесть прямо, – в его голосе зазвучали настойчивые нотки. – Твоей матери не понравится, если она увидит, что ты сгорбилась, как старая осина во дворе.

– Ну, мама же не видит, а ты ей не скажешь… Правда?

Кицуне хитро прищурилась, а Татегами в ответ покачал головой, показывая, что не одобряет подобных манипуляций своим отношением к внучке, однако ничего поделать с собой был не в состоянии: Кицуне действительно могла добиться от деда выполнения самых невообразимых капризов. Но буквально через минуту девушка резко выпрямилась: в комнату стремительно вошла та, о которой говорили. Длинные черные волосы, развевающиеся в такт жесткому шагу, недовольно сведенные на переносице тонкие брови, легкое раздражение во взгляде давали Кицуне понять, что сегодня не стоило добавлять к проблемам матери несоблюдение бытовых правил.

– Отец, Кицуне, простите за опоздание, меня сначала задержал Ринкусу́10 – нашел брешь в защитном заклинании, затем Карасу́11 – принес письмо и какие-то бумаги от Незу́ми12. Дядюшке, видите ли, что-то от меня срочно понадобилось. И именно сегодня!

Кагеро раздраженно отвела с лица прядь волос, опустилась на циновки, бросила сверток рядом с собой и устало прикрыла глаза. Она пыталась успокоить терзавшее ее негодование и почти забыла о сидящих рядом. Из этого состояния ее вывел только осторожный вопрос дочери:

– Мам, может, мы начнем обедать, а ты пока почитаешь письмо от дяди Незуми?

– Прости, милая, – Кагеро со вздохом кивнула, и молчаливые слуги стали расставлять на столе блюда с едой.

Голодная Кицуне сначала потянулась к резному блюду с овощами, затем добавила в свою чашу рис, и только потом вспомнила о необходимости разлить чай присутствующим. Украдкой взглянув на мать в надежде, что ее не будут упрекать за несоблюдение традиций – с того момента, как ей исполнилось десять, это была ее обязанность, – она наполнила пиалы душистым жасминовым чаем и поняла, что в этот раз на ее промашку никто не обратил внимания: Кагеро была так погружена в свои раздумья, что обращаться мыслями к трапезе не собиралась.

– Что случилось? – несколько минут спустя первым не выдержал Татегами, он не сводил глаз с дочери, которая не притронулась к еде и разглядывала сверток.

– Пока ничего, – вздохнула она. – Но мне не нравится это письмо. Незуми не писал уже года два, если не больше. Его черный ворон обычно приносит плохие вести.

– Ты проверила пакет? – он полагал, что знал ответ на этот вопрос, но решил все же уточнить.

– Конечно, на обычные заклинания и чары. – Раздраженное фырканье. – Я боюсь не формы, а содержания.

– Собираешься научиться видеть предметы насквозь?

Кагеро покачала головой, медленно открыла сверток, достала из него несколько листов дорогой тонкой бумаги и развернула верхний. Печать, сковывавшая послание, укатилась под стол, Кицуне дернулась было за ней, но остановилась под резким недовольным взглядом деда: Татегами хоть и внимательно следил за дочерью, вольностей внучке не прощал. Чем дальше княгиня читала послание, тем больше хмурилась.

– Нет, ну это уже слишком! – воскликнула Кагеро, так и не дочитав до конца: она крепко сжала бумагу в кулаке и резко ударила по столу. – Что он себе позволяет! Я больше не та маленькая девочка, которой можно указывать, что делать, а что нет!