– И пес с ним! – громко сказала Вероника. Поставила чашечку на подоконник и, оседлав табурет на манер всадницы, положила подбородок на сложенные на подоконнике руки. Уставилась на облысевшие тополя с черными, пухлыми вороньими гнездами на ветках. Скорбный осенний пейзаж бодрости ей не добавил, на стекла брызнул дождь, и захотелось позвонить маме, пожаловаться и поплакать. А вот фигушки вам. Не дождетесь!

Выхлебав кофе, точно лекарство, Вероника затянула поясок халата и отправилась на подвиги. Хватит себя жалеть, ничего особенного не произошло. Нужно разобрать «челночницу», заняться привычным мытьем и стиркой. Подготовиться к предстоящей завтра анимации в детском садике.

Ника аккуратно вытряхнула вещи из сумки прямо в ванну. Баночки и агрегаты перенесла в кухню и, уже напевая, направилась за пузырьком с убойным антисептиком в кладовую. Распахнула дверь… навстречу ей ринулся неприятный сладковатый запах, и Вероника снова поморщилась: неужели валокордин все еще болтается в желудке и с выхлопом идет наружу? Фу, какая гадость! Нашарила выключатель на внутренней стене – лампа вспыхнула…

Через мгновение Ника с визгом выскочила из кладовки в коридор! Ударилась спиной о противоположную стену и, чувствуя, как ослабели ноги, сползла вниз и прижала коленки к подбородку, тихо поскуливая и кусая костяшки пальцев, чтобы не заголосить на всю округу.

Напротив, на полу кладовой, лежала мертвая Светлана. Голубоватый свет люминесцентной лампы падал на распухшее лицо покойницы, белок одного, раскрытого и выпученного, глаза был в красных прожилках потрескавшихся капилляров, синяки под светом лампы выглядели черно-фиолетовыми.

Жуть. Веронику затошнило, догадываясь, что не сможет встать, она перевернулась на карачки, постанывая и поскуливая, поползла в спальню за мобильным телефоном. «Мамочки, мамочки, мамочки!!.. Что же такое-то, а?!.»

Полицейские приехали так быстро, что Вероника даже удивилась. Ей показалось, что по телефону она говорила не вполне вменяемо и ее слова не приняли всерьез. По совести сказать, она могла и адрес перепутать. Еле-еле вспомнила, как ее зовут, в первый момент вообще назвалась Светланой.

А вот появление в квартире Ковалева недоумения не вызвало. Увидев знакомое лицо, Вероника дернулась, как будто собираясь припасть к его груди, зарыться заплаканным лицом в его рубашку и дополнительно закрыться полами джинсовой куртки!

Но наткнулась на тяжелый рысий взгляд, пристальный и изучающий… и мгновенно сникла. Понуро опустилась на подлокотник кресла, стоящего в гостиной у двери в коридор, очнулась лишь от просьбы следователя:

– Паспорт предъявите, пожалуйста.

– Конечно.

Каждую вещь в своей квартире Вероника могла найти на ощупь, в темноте. Не только рабочее место, но и все, что окружает повара, должно находиться в безукоризненном порядке, чистоте. Не раз и не два клиенты, приезжающие за заказанными яствами, как будто ненароком, заглядывали в ее гостевую комнату. Однажды расфуфыренная дамочка в соболях попросилась в туалет и только после посещения удобств заплатила за пирожные. Ника тогда, помнится, с усмешкой вспомнила поговорку «унитаз – лицо хозяйки»; та клиентка, судя по всему, нашла сантехнику достаточно отдраенной.

Следователь, представившийся майором юстиции Махновским Анатолием Васильевичем, пролистывал странички паспорта:

– Одна здесь проживаете?

– Да. Родители здесь прописаны, но живут на даче. Переехали, когда папа вышел в запас.

Махновский покосился на большой фотопортрет, где бравый армейский подполковник стоит за спиной сидящих жены и дочки. И уточнять ничего не стал.