– Я тут как игрушка, как зверушка домашняя – меня уже тошнит от всего этого, – говорил меж тем Байрон. – Что бы я ни делал – это ничего не меняет. А я хочу, чтобы меняло, Ниф! Я хочу быть кем-то. Героем!

Нет, он, может, и ку-ку, зато какой красивый. Я слушала его, издавала какие-то сочувственные звуки и любовалась, как эти его каштановые кудри падают обратно на лоб, стоит ему их откинуть.

– Должен быть какой-то способ. Ну, ты же знаешь: прецеденты были. Томас-Рифмач, Тэм Лин, Орфей, Геракл… Мне нужно только свести все данные вместе. У меня есть мысль, что все это как-то связано с теорией хаоса и алхимией. Понимаешь…

Мы говорили, а я смотрела, как страсть разжигает пламя за этими теплыми карими очами, и думала, как, интересно, заставить его так посмотреть на меня? Впрочем, поскольку из Между-Йорка он вряд ли выберется, времени у меня впереди целый вагон.

Обратно в библиотеку я в тот день так и не попала. Какое-то время мы еще поторчали в «Тожехочутаке», а потом пошли плясать на перманентный плавучий Фэйри-Рейв. Я так и не поняла, чего это Байрон тусует со мной, когда на него заглядывается столько прекрасного Народа, но вообще-то мне было наплевать. Мы отлично провели время. Наплясавшись, мы пошли плавать с русалками в нью-йоркской гавани и воровать венерок из устричного бара на Центральном вокзале, а потом еще на «Бродвейскую песнь», неувядающую музыкальную любовь всего Народа, и развлекались, и развлекались, пока не устали развлекаться и не срубились.

Проснулась я в гнезде медведей-оборотней под Центральным зоопарком. Байрона нигде не наблюдалось. Медведи понятия не имели, куда он подевался, зато имела я.

Войдя в Читальный зал, я первым делом увидела его – вон он, сидит, кудрявая голова чуть ли не с религиозным восторгом склонилась над толстенной книгой с черной обложкой и алым обрезом. Я постаралась пройти мимо его стула по дороге в каталог и потрепала его походя по плечу. Он даже головы не поднял.

Какое разочарование… но тут я напомнила себе, что мальчик хочет стать героем. Отлично. Героев я понимала. Герои совершают всякие невозможные подвиги. Вот и Байрон сейчас совершал свой. Пойду, поиграю немножко с КАТНИПом, а потом, может, мне удастся умыкнуть его в «Хочутак» и расспросить, как там поживают подвиги.

Когда я вошла, КАТНИП спал. Грива меховой волной растекалась по мерцающим белым плечам. Я ласково почесала его между ушами размером с чайную чашку. Шерсть мягко спружинила у меня под пальцами, а из-под нее донеслось мягкое урчание, словно поезд метро подходил.

– Здорово, КАТНИП, – сказала я. – Как оно, твое всё?

Лев открыл льдисто-голубые глаза, встряхнул гривой и как следует зевнул.

– Автор, название, тема, ключевое слово, – сонно проворчал он.

– Ладно, – ответила я. – Сегодня я хочу научиться разговаривать с тобой.

Это оказалось очень весело. Комнату заполонили мыши – это я пыталась выяснить, как же мне оптимальным образом организовать поиск. Потом до меня дошло, как составлять список названий без мышей, я открыла для себя предметный указатель и еще целую кучу всяких крутых штук. КАТНИП был со мной невероятно терпелив, и, стоило мне научиться правильно спрашивать, как он сразу же завалил меня полезными советами, как можно все сделать попроще и побыстрее, в обход самых сложных участков системы.

– Спасибо, – сказала я, зарываясь пальцами в его неподатливую гриву. – Ты лучший. Сладких снов.

Я взъерошила жесткую шерсть и полюбовалась, как белые веки опустились на лазурные глаза.

Тут-то до меня и донесся шум из Читального зала.

Первым делом я подумала: «Ну, сейчас им устроят правило номер четыре!» – но тут до меня донесся голос Байрона, и мы с моей медлительной задницей ринулись туда на удвоенной скорости.