Он снял с нее туфли, потом осторожно ее приподнял и стянул платье через голову. Под платьем на ней была сшитая по фигуре облегающая сорочка, и он видел красивые линии ее тела, словно она была совсем раздета.

На миг он залюбовался, горло перехватило – красота и беспомощность девушки наполняли его состраданием и изумлением. Он больше не стеснялся, потому что смотрел на нее скорее как на произведение искусства, чем как на живую женщину.

Он не слышал, как вошел Рой, и не знал, что тот тоже внимательно разглядывает лежащую на кровати полуобнаженную красавицу.

Стив приподнял ее, чтобы надеть на нее пижамную куртку.

– Не торопись, – сказал Рой. – Хочу еще посмотреть. Нет, ну надо же – даже лучше, чем я думал!

Стив опустил девушку и обернулся.

– Пошел вон! – с яростью воскликнул он.

– Тише, не горячись, – ухмыльнулся Рой, не сводя глаз с девушки. – Тебе что, достанется все удовольствие? Дай-ка помогу, это по моей части.

Стив двинулся на брата, сверкая глазами:

– Вон отсюда, и не смей к ней соваться!

Рой поколебался, потом пожал плечами.

– Ладно-ладно, – сказал он, смеясь. – Пока не поправилась – она твоя, а потом придет и мой черед. Я умею обращаться с женщинами. Мне-то она глаза не выцарапает. Я знаю, как укрощать диких кошек вроде нее. Вот увидишь, и тебе меня будет не остановить, олух ты здоровенный. Я с ней еще как позабавлюсь.

Все еще улыбаясь, он медленно прошел по коридору на веранду.

Прошла неделя.

Стиву она далась нелегко: пришлось и заниматься фермой, и готовить еду, и выхаживать Кэрол. Рой даже не пытался ему помочь и по большей части сидел на высокой скале над дорогой и упорно разглядывал пустую долину.

Стив догадывался, что брат боится кого-то или чего-то, и счел, что страх и нервозность отчасти объясняют его ужасное настроение. Этот вывод, судя по всему, был верным: когда без каких-либо происшествий прошло три дня, Рой стал менее нервным и враждебным и наконец прекратил следить за дорогой. К концу недели он вел себя почти дружелюбно – ну, насколько это было возможно для такого циничного эгоиста, как он. Но Рой по-прежнему запрещал Стиву покидать Голубую гору, пока он там, и Стиву пришлось с этим смириться.

Комнату хозяина дома теперь занимала Кэрол, оба брата переместились во вторую спальню, и у Стива появились новые доказательства того, что Рою не по себе. Тот почти не спал и ночь напролет ворочался, а когда все же отключался, то просыпался от малейшего шороха.

Кэрол же быстро поправлялась. Первые два дня своего пребывания в доме она чувствовала себя очень скверно, и Стив не отходил от нее. Но потом лихорадка прошла, рана начала затягиваться, и силы ее быстро восстанавливались.

Впрочем, память к ней так и не вернулась. Она не помнила, что с ней случилось, не помнила ни Гленвью, ни то, кто она такая. Она по-детски безоглядно доверяла Стиву, и со временем условности, принятые в общении мужчин и женщин, отошли в сторону из-за ее беспомощности, сменившись странными, близкими отношениями, которые озадачивали Стива и пробуждали в Кэрол глубокую привязанность к нему, которая постепенно переросла в любовь.

Стив всегда был застенчив с женщинами. Пока Кэрол болела, он относился к ней как к сестре (притом что родных сестер у него не было) и разрешал ее проблемы, не испытывая никаких эмоций, разве что порой – неловкость. Но когда она начала выздоравливать и так явно давала понять, что влюблена в него, он не знал, что и делать.

Когда Кэрол встала с постели, она принялась беспомощно следовать за Стивом повсюду и не знала покоя, если он был не с ней. Теперь вся ее жизнь вращалась вокруг него.