Сейчас – понятно. Отшутился бы, бросил ответную колкость; но тот, другой, из прошлого – мягкий, пассивный. Он бы, наверное, промолчал? Скорее всего. Беззлобно поджал бы губы, даже не пытаясь сопротивляться попытке его растормошить. Неужели я действительно был таким? Разве это возможно? Конечно, люди меняются. Сегодня ты один человек, а завтра – немного другой. Но лишь немного, потому что для кардинального изменения должно что-то случиться, что-то ломающее характер и уничтожающее душу. Но в моей жизни не было ничего такого. Или было?.. В мимолётной фантазии я похоронил всех друзей и знакомых, выжил в авиакатастрофе, обанкротился, бомжевал, а потом смог начать новую жизнь. Но как было на самом деле? И какую роль во всём этом играл брат? Его почему-то не было ни в одном из моих сценариев.

Обеденный перерыв переместился в Екатерининский парк, находившийся у работы. Я часто ходил туда, но привычный распорядок переставал приносить удовольствие.

«Рохля из воспоминания, должно быть, не любил шевелиться; он выглядит домоседом», – размышлял я, присев на лавочку с видом на пруд, и вспышкой вспомнил, как мы с Кристианом гуляем в парке; может даже, в этом самом. Брат сдержанно, местами безуспешно пытаясь скрыть восторг, рассказывает о своей курсовой работе, ради которой он ходит по театрам и разговаривает с артистами, а потом мы неожиданно соскальзываем на семейную тематику.

– Сомневаюсь, что у меня получилось бы стать родителем, это ты у нас создан для выращивания минимум трёх отпрысков, – говорит он.

– А ты, стало быть, слишком хорош для этого? – спрашиваю я немного обиженно.

– Да нет, просто… – серьёзно вздыхает Кристиан, игнорируя сарказм моего ответа. – Просто не моё это. Дети, пелёнки, брак, жена, обязательства.

– Обязательства – точно не про тебя, – вставляю я, и он, натянуто улыбнувшись, смотрит в землю и переводит тему:

– Нужно будет собрать немало информации для статистики. Чтобы было проще, я написал список возможных ответов. Буду надеяться, что люди смогут выбрать из них.

– И какие же там варианты?

– Ничего особенного. Может, у кого-то и найдутся интересные истории о том, как и почему они пришли в театр, но большинство будет говорить о семье актёров, любимом артисте, славе и деньгах.

– Может, тебе стоило пойти на психолога? Твоя тема какая-то слишком психологическая.

– Хватит с нас одного, – фыркает Кристиан. – Гляди-ка, – он вдруг замедляется и указывает на скамейку впереди.

На ней полулежит длиннобородый человек в грязной одежде. Я приглядываюсь, потом непонимающе смотрю на брата, поворачиваюсь к человеку снова. Нет, это не московский парк, это парк Пушкина в Нижнем Новгороде, а человек, которого мой разум отказывался узнавать, наш отец.

– Пройдём мимо, – велит близнец и решительно шагает вперёд. Но человек нас замечает.

– Вы так изменились, – растягивая гласные и одновременно пытаясь подняться, говорит он, и Кристиан резко останавливается. – Так изменились… – пожевав, повторяет отец, смотря на нас подобострастно. Его глаза беспокойно бегают по нашим лицам, ища то ли поддержки, то ли сочувствия.

– И это не твоя заслуга, – Кристиан яростно сжимает руки в кулаки, будто готовится драться.

Отец испуганно съёживается, стараясь казаться меньше. Неторопливый, тихий – совсем не похожий на монстра, которого я так боялся в детстве.

– Дайте денег на еду, ребятки, – нараспев просит он, демонстрируя редкие зубы.

Кристиан приоткрывает рот, но ничего не говорит. Молча выдыхает, поджимает губы, достаёт из кошелька первую попавшуюся купюру – целую тысячу.

– Надеюсь, ты упьёшься на эти деньги до смерти, ничтожество, – и бросает ему под ноги.