Вот гад. Он ещё хочет сдать меня моему парню! И пусть он мне никакой и не парень, но всё равно было неприятно.

— Что так смотришь? — спросил он. — Не хочешь, чтобы я говорил ему?

— Ну, допустим, не хочу, — ответила я. Это мне придётся с Тумановым ссору разыгрывать. Расставаться нам вроде как ещё рано. Или сейчас уже пора? Отличный повод, пожалуй. Но если я покажу равнодушие в этом вопросе, то вызову новые подозрения у Назара. — И что дальше?

— Ну-у… — снова протянул он, опять окидывая меня цепким взглядом. — За моё молчание придётся заплатить.

11. 10. Я помню. А ты?

Я осмотрела его с ног до головы с откровенным презрением.

Шантаж?

Прекрасно.

— Ты у братца курс, что ли, взял?

— Какой ещё курс? — нахмурился Назар, и сидел с таким лицом, словно я несу чушь несусветную.

— “Как общаться с девушками”, — ответила я. — Правило первое: при любом удобном случае — шантажируй её.

— Ой, капец как смешно… — сморщился он.

— Ты знаешь, согласна, — посмотрела я на него, и мы встретились взглядами. — Шантаж — это вовсе не смешно. Это грустно. И мерзко. Может ты, влезая, разрушишь нашу пару и любовь. Не стыдно тебе?

— Нет, не стыдно, — ухмыльнулся нагло мажор. — Я к Туманову отношусь очень хорошо, мы знакомы давно. И такая девушка, как ты, ему нафиг не упёрлась. Поняла?

— Какая — такая? — прицепилась я.

— Которая хвостом крутит, — пояснил он с пренебрежением. — Волосы отрастила и покрасила, привела фигуру в порядок и решила, что тебе теперь всё можно, и любой будет спускать тебе всё с рук, даже откровенный наглый флирт с другими парнями?

А, значит он всё же заметил, что я значительно изменилась. В приятную для парней сторону — с этим Назар даже не станет спорить.

Я победно улыбнулась.

Всё-таки, ты, Бодров, видишь, что я совсем другая стала.

А главное, что больше не та дура, которая готова была облизывать твои ботинки, лишь бы просто посмотрел в мою сторону.

Теперь парни сами готовы делать это для меня.

А кто лижет ботинки Назару Бодрову, меня больше вообще не волнует!

— Слушай, — тихо усмехнулась я. — Меня Егор меньше ревнует, чем ты. Подозрительно как-то, не находишь?

— Нет, — пожал он плечами. — Я беспокоюсь за друга. Не хочу, чтобы такая как ты, взяла и разбила ему сердце.

— Ну да, такое только тебе можно, да? — уколола я его и мы снова уставились друг на друга.

Уверена, что мы оба в этот момент вспоминали наши поцелуи, время, которое мы проводили в больнице, когда он восстанавливался после операции. А потом поправился, выписался из больницы и тут же распушил хвост павлина, немедленно променяв меня на другую.

— А ты, я смотрю, всё очень хорошо помнишь, — сузил Назар глаза и впивался в моё лицо взглядом. — Долго болела этим, да? Вспоминала, плакала…

Пождала губы.

Да. Долго.

И болела, и вспоминала, и плакала.

Любила тебя, дурака.

Но это было вчера.

Сегодня ты не увидишь больше ни боли, ни слёз, ни любви в свою сторону.

Никогда.

— Назар, — улыбнулась я ему снисходительно. — Ну, зачем ты всё ещё вспоминаешь эти детские глупости? Да, ты нравился мне. Но, Господи… Это такая мимолётная симпатия, которая проходит также быстро, как и зарождается. Я ушла из школы по ряду причин. Перестала тебя видеть и сама не заметила, как совсем перестала вспоминать тебя.

— Да, наверное… — улыбнулся он, словно бы искренне. — Глупости — ты права. Как мы с тобой вообще могли…замутить что-то тогда. Стыдно вспомнить.

Щёки снова опалил жар.

Стыдно?

Вот как?

Я целовала его искренне, любила, верила, что он изменится. Перестанет менять девчонок как перчатки, поймёт, что я для него — единственная.

Как для Дани его Огонёк-Агния.