Это Макс.

Я мотаю головой, словно это может изменить изображение на экране, и прошу Джимми перемотать запись и поставить на паузу. Однако отрицать очевидное невозможно: Макс встречался с Джейком, а мне об этом не сказал.

Совершенно нелогично скрывать это от меня. И еще менее логично видеть, как они ссорятся.

Макс и Джейк были друзьями.

Я не могу поверить в то, что вижу. Как мы трое дошли до такого? Как глубоко мы пали? Я кручу шеей то влево, то вправо, пока Джимми заново воспроизводит запись. Даже при повторном просмотре я все еще не могу поверить в то, что этот человек на экране – мой брат. Жаль, что на камерах видеонаблюдения нет звука.

Я пристально, обвиняюще смотрю на Джимми и требовательно спрашиваю:

– Так вот почему ты не хотел, чтобы я посмотрела запись?

– Я не хотел, чтобы ты смотрела записи с камер видеонаблюдения в моем пабе, поскольку это совершенно не твое дело.

– На этой записи – Макс и Джейк, а значит, это мое дело.

Джимми даже не пытается возразить; вместо этого он придвигается ко мне и кладет ладонь на мою руку. Как ни странно, его прикосновение успокаивает. Это связь с прошлым, которое я так старательно пыталась оставить позади.

– Прости, но видеть это неприятно, – говорит он, и в его голосе звучит теплота, которая свидетельствует о том, что он не забыл. Джимми знает, как важны для меня эти двое – и в прошлом, и в настоящем.

– Ты знаешь, о чем они говорят?

– Нет… – Он вздыхает.

– Макс вообще говорил с тобой о Джейке?

– Нет.

Я вижу, что Джимми теряет терпение – он убирает руку прочь.

– Ты знал, что Джейк сменил имя и стал Брэдом? Черт, вы все знали? Только я не знала.

– Нет, не знал… Господи, Джастина, успокойся. Никто из нас не видел Джейка и не разговаривал с ним с тех пор, как он уехал в то Рождество, – и до того, как умерла его мать. По-моему, он никому не говорил, что сменил имя. Я узнал об этом только сегодня утром из новостей. Когда он недавно вернулся в город, точно называл себя Джейком.

– Думаю, в этом есть смысл. Местные с детства знают его как Джейка, а значит, если он решит снова исчезнуть, ему будет проще сделать это под именем Брэда.

– Но вся эта история с той злосчастной четой… я просто не могу в это поверить. Думаешь, он действительно совершил это?

– Понятия не имею, но в двойном убийстве просто так не обвиняют. Ты уверен, что Макс ничего тебе не говорил? Ты его лучший друг. И это произошло в твоем пабе. Мне трудно поверить, что он не рассказал тебе об этом…

– О боже, Джастина, зачем задавать мне вопросы, если ты все равно не поверишь моим ответам?

Я не говорю ему, что вообще не верю ничьим ответам, если только они не звучат в зале суда, – и даже тогда испытываю сомнения. Удивительно, насколько многие ответы становятся иными, когда человек дает клятву говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды.

– Отлично. Еще один вопрос: когда ты в последний раз видел Макса?

– Не знаю… – Джимми делает паузу, ерошит волосы руками, словно пытаясь вспомнить. – Кажется, пару месяцев назад. Перед этой самой потасовкой, то есть в начале мая. Знаешь, как это бывает: человек остается твоим другом, но ваши жизни уже не сплетены так тесно, как раньше… Почему ты спрашиваешь? С ним всё в порядке?

То ли потому, что я впервые произношу это вслух, то ли потому, что записи с камер видеонаблюдения свидетельствуют, как много я не знаю о своем брате, но внезапно осознание происходящего обрушивается на меня в полную силу, и мне приходится прилагать усилия, чтобы мой голос не сорвался, когда я отвечаю:

– Нет, мне кажется, совсем не в порядке. Я уверена, что Макс исчез.