Айя предполагает, что мелькание записей в соцсетях помогает мне справиться с собственными мыслями. Она отмечает это стремление как «нездоровое». Я чувствую, как по моим пальцам распространяется зуд, и, не успев даже осознать, что делаю, я вхожу в «Инстаграм» [2], чтобы посмотреть, как мои коллеги отмечают день рождения Лары. В моей новостной ленте нет ничего. По сути, там не появилось ничего нового с тех пор, как я в прошлый раз заходила туда, и я ловлю себя на том, что бездумно ввожу в поисковую строку в верхней части приложения: «Джейк Рейнольдс».

Это привычка, от которой я так и не смогла избавиться. Почти восемнадцать лет назад я могла искать только в «Фейсбуке», но теперь вдобавок существуют «Инстаграм» и «Твиттер». Каждый раз мне выпадает длинный список Джейков Рейнольдсов, но ни один из них не тот.

Не знаю, зачем я продолжаю это делать. Не то чтобы я ожидала, что его учетная запись спустя столько лет появится в верхней строке результатов у меня на экране. Но это такое же привычное действие, как разблокировать телефон или проверить электронную почту: набор его имени в поисковой строке укоренился в моей мышечной памяти. Я делаю это неосознанно, но не могу прекратить.

Я чувствую, как меня грызет вина за то, что в день нашей с Ноем годовщины я ищу в соцсетях Джейка. Я люблю своего мужа, по-настоящему люблю, но первая любовь никогда не забывается. А Джейк был не просто моей первой любовью. Он спас меня. А потом бросил меня. Полагаю, это одна из причин того, почему следующим, в кого я влюбилась, был Ной. В некоторых отношениях они похожи: оба позволяют мне почувствовать себя в безопасности, но достигают этого совершенно разными способами.

Джейк позволил мне чувствовать себя достаточно безопасно, чтобы быть собой, чтобы дать себе волю, чтобы стать свободной от оков чужих ожиданий. Мне было дозволено чувствовать себя сильной. Быть с Джейком – это все равно что включить громкую музыку и понять, что ты танцуешь под нее, не беспокоясь обо всем остальном мире.

С Ноем по-другому. Он прочный. Надежный. Я чувствую уверенность в том, что он не покинет меня. Эта любовь не похожа на взрыв фейерверка – мы не самая зажигательная пара в мире, – но она тоже сильная, только по-другому. Она надежная. Прочная. Настоящая.

Мы даже начали задумываться о том, чтобы обзавестись ребенком. Ну, то есть Ной начал. Мысль о том, чтобы стать матерью, не очень-то естественна для меня. Это звание – «мать» – и все, что оно означает… Это не так-то легко. Что, если я не справлюсь? Не все предназначены для материнства. Я знаю, какой вред можно причинить, если что-то пойдет не так. Смогу ли я стать хорошей матерью? Я в этом не уверена. Честно говоря, мне кажется, что желание Ноя обзавестись ребенком в изрядной степени в ответе за то чувство неуверенности, которое я испытываю в последнее время. Эта тема напоминает мне о моей матери. О ее просчетах. Обо всем, чего я надеюсь избежать.

Ной возвращается к своему лэптопу с довольным видом и демонстрирует мне тарелку с едой, и я убираю телефон из поля зрения камеры. Делаю глоток красного вина и говорю, что его ужин выглядит вкусным. И что я хотела бы разделить этот ужин с ним. Он улыбается мне, и я отгоняю прочь ползущие сомнения, тот голос у меня в голове, который назойливо вопрошает: «Но настоящее ли все это?»

Я лежу в темноте, глядя на сообщение, которое Ной прислал мне ровно четыре минуты назад. Я знаю, чего он хочет; знаю, что ему, должно быть, кажется вечностью то время, в течение которого я набираю, а потом стираю ответ. Набираю, потом стираю. Не так давно я сочла бы это сообщение возбуждающим, сексуальным, медленный жар желания распространялся от пальцев моих ног по всему остальному телу, когда мы переписывались вот так по ночам, пока Ной был в командировках. Но сегодня я просто не могу подобрать слова.