Задача закрыта, и мы отправляемся в гостишку вдвоем. Но тут же падает поиск, на который нельзя не откликнуться. Мальчик, 3 года, лес, Смоленская область.
Хрупкому утром надо на работу, а я сажусь в тачку к чуваку с изящной кликухой Рептилия, и мы мчимся за 200 км.
Мы будем первым экипажем на месте, поэтому мне звонит Жора, который координирует поиск. «Первым делом отрежь воду. Сказали, что утром будут егеря, попроси их отрезать воду. Если он еще не там».
Отрезать воду – значит сделать так, чтобы ребенок не мог к ней выйти незамеченным. Утопление – главная причина смерти детей до 8 лет в природной среде.
Я со скепсисом изучаю карту: пруд в центре поселка, река вдоль поселка, водохранилище за дамбой чуть дальше. Тем не менее 5 егерей хватает, чтобы отсечь внешние водоемы.
Мы как раз расставили мужиков по точкам, когда прибыл Жора. Сразу за ним – экипажи волонтеров – штук 10 кряду, а потом еще и еще. Ляля, которая не спала и коордила поиск на «трех вокзалах», тоже примчалась на поиски ребенка. Платоныч, тот самый оператор с «Russia Today», другие знакомые лица – много, очень много опытных волонтеров.
Начинаем оборудовать вертолетную площадку прямо в центре деревни, первые группы едут с ориентировками по соседним деревням.
Ищу партнера для оценки местности, в марш-бросок за реку (если вдруг малыш ушел по дамбе в лес), и вижу Кису, выползающую из джипа.
– Пойдем, задача есть.
– Пойдем.
Быстро пробежавшись в лес, увидев кабана и оценив растительность, возвращаемся в штаб. «Кэп, все просто, ходибельно», – отчет Жоре. Он переключается на лес, а нам с Лялей велит заняться опросом детей, которые были последними, кто видел мальчика.
Выясняется такая картина: дети гуляли у пруда, причем самый младший, пропавший, был с двоюродным братом, который должен был за ним присматривать. Брат вел себя агрессивно и пообещал утопить мальца, если тот не перестанет верещать и мешать играть. Другим детям брат – всего 8 лет, кстати, – был известен как чудовище, изредка навещавшее бабку в деревне. Это чудовище в свои годы могло убить котенка толстым куском провода, надувало через попу лягушек и без устали колотило других детей. Мелкий, впервые приехавший к бабке в деревню, всех этих нюансов не сек, поэтому поначалу не обратил внимания на обещание утопить его в пруду. А чуть погодя – он пропал. Дети как один уверены, что старший утопил мелкого. Сам старший отпирается и божится в своей невиновности.
И у Ляли, и у меня, и у Кисы глаза лезут на лоб: такой достоверной кажется версия детей. Причем мы опрашиваем их отдельно, и они на разные лады говорят одно и то же.
«Жор, надо в пруду искать…» Жора вызывает Сурена, нашего дайвера; тот обещает часа через 4 быть на месте.
Мы почти не сомневаемся, что мальчика утопил старший брат, и это здорово напрягает всех. Но люди идут на задачи, и мы с Кисой тоже решаем еще раз зайти в лес.
– Есть шанс, что он не утонул? – спрашивает Киса, как только мы отходим от штаба. Такие вопросы задают с одной целью – чтобы их автора разуверили.
– Ну, шансы всегда есть.
В этот момент оживает рация – и радостный голос Ляли трещит: «Всем лисам отбой, найден, жив!»
Местные несут малыша – заспанного, закусанного комарами, с сеном в волосах. Ляля рыдает, Киса тоже. Чтобы не заплакать, как девчонки, я широко открываю глаза, – но, когда меня обнимает Ляля, я утыкаюсь ей в плечо и мгновенно заливаю его.
На поляне садится вертолет. Жора опять как Будда – но Будда улыбающийся. Все обнимают всех, все рыдают со всеми – все, но не Жора. Жора стоит, как изваяние.
Малыша уносят домой. Позже выяснится, что он так испугался братца, что спрятался в сарае, который нашел неподалеку. Потом стемнело, и выходить стало еще страшнее. Его жрали комары, он подмерзал, крепко уснул только под утро.