– Нет, – пробормотал Оливер, отмахиваясь от меня. Впрочем, не слишком рьяно. Я подтащила его к столику, где он снова обмяк на полу. Папарацци между тем облепили окна, безостановочно щелкая чертовыми камерами, как обезумевшие маньяки.

Я понятия не имела, как знаменитости со всем этим справлялись. Слава казалась мне скорее проклятием, чем благословением.

– Еще один, – пробормотал Оливер, поднимая палец вверх.

– Ага, конечно, – пробормотала я, и, подойдя к барной стойке, налила полный стакан воды. Я вернулась к столику и присела с краю. – Вот, держи.

Оливер не сел, потому что, давайте начистоту, был не в состоянии. Однако он позволил мне вложить стакан в его ладонь и поднес его ко рту. Едва пригубив воду, Оливер фыркнул и выплеснул содержимое стакана прямо на меня.

– Боже! – прошипела я, вскакивая на ноги в промокшей одежде. – Какого черта?

– Я просил в-виски, – заикаясь, произнес он.

Моим первым желанием было вытолкать его на улицу к поджидающим у входа гиенам. Хотелось избавиться от него и приступить к уборке бара, притворившись, что нынешний вечер не принял самый неожиданный оборот из всех возможных.

Но я все понимала. За время работы в баре я узнала, что грусть, смешанная с алкоголем – мощная комбинация. Сочетание двух этих факторов побуждало людей совершать поступки, на которые они никогда бы не пошли в трезвом состоянии. Я знала, что если отдам Оливера монстрам снаружи, они окончательно его уничтожат. Разорвут на части ту маленькую частицу его души, которая все еще оставалась нетронутой, и будут упиваться его страданиями.

Я подошла к окнам и закрыла все жалюзи, чтобы стая на улице перестала щелкать камерами, запечатлевая срыв Оливера. Я знала, каково это – переживать трудности, но не представляла, как можно их преодолеть с мелькающими перед глазами вспышками фотокамер.

– Ладно, а теперь вставай, – сказала я, и попыталась рывком поднять Оливера с пола. Парень ворчал, но не слишком сопротивлялся, пока я ставила его на ноги. Он привалился ко мне, словно на его плечах лежала вся тяжесть мира. Я осторожно повела его к черному ходу, предназначенному только для сотрудников. Открыла дверцу своей машины и усадила Оливера на пассажирское сиденье, где он сразу свернулся калачиком. И отключился.

Я побежала обратно в бар, заперла двери и вернулась к машине. Села за руль и завела двигатель. Прежде чем тронуться с места, я потянулась через Оливера, чтобы пристегнуть его ремнем безопасности, потому что, клянусь богом, не хотела угробить суперзвезду на своей «Хонде Цивик» 2007 года.

– Не трогай, если не собираешься отсосать, – пробормотал Оливер, когда я протягивала ремень над его бедрами.

Боже правый.

Возможно, когда-то в прошлой жизни это заявление Оливера привело бы меня в восторг. Сейчас же мне захотелось привести его в чувство, потому что этой ночью он явно был не в себе.

– Не волнуйся. Никто тебя не трогает, – ответила я, но он толком не очнулся, и поэтому меня не слышал.

Как только я тронулась с места, Оливер повернул ко мне голову.

Он прищурился, пытаясь сфокусировать взгляд, перед которым сейчас, наверняка, покачивались три версии меня. Затем он замер. Разомкнул губы и хрипло произнес лишь одно слово.

– Виски? – пробормотал он.

Я опешила.

И невольно надавила ногой на тормоз, не сводя глаз с Оливера, смотревшего на меня взглядом человека абсолютно оторванного от реальности.

Он просил виски? Даже в таком состоянии?

Оливер снова открыл рот, но не произнес ни слова, поскольку наклонился вперед и, видимо, решил, что рвота на приборную панель моего автомобиля скажет за него.