– Постойте! – выкрикнул Эльдман. – Не убивайте меня! Я сдаюсь.

– Вы поглядите, он разговаривает, – пастух замешкался наносить удар.

– Вот диковина, говорящий пустой, – пристально рассматривал бледного юношу один из них.

– Пустая твоя башка, он сожрал нашу девку, вот и очухался! Дважды вернулся с того света. Что же нам с ним делать?

– Это всё большое недоразумение, – вновь обратился к ним Эльдман. – Я не знаю, как сюда попал и что произошло. Но уверен, мы сможем договориться как цивилизованные осквернители.

За эти слова один из пастухов ударил Эльдмана ногой по челюсти, за которую он так переживал.

– Закройся! С живыми будешь договариваться, они куда сговорчивее.

– Если зарубим его, кроны нам это не вернёт, – пастух бросил взгляд в сторону мёртвой женщины. – Эта баба ещё лет пять могла рожать, ей цена сто пятьдесят тысяч, не меньше. А за такие деньги с нас мясо до костей снимут и повесят болтаться у въезда в город.

– А если через суд? Раз к нему вернулся рассудок, то виноват он, а не мы. Это ж чистой воды воровство. Верно?

– Верно. Если получим обвинительную грамоту, все камни полетят в него.

– Тогда решено. Я уберу тело, а вы потащите мерзавца к судье.

С Эльдмана сняли ржавые доспехи и вместо них нарядили его в тяжелые деревянные колодки. Считая, что ему ещё повезло, Младший покорно плёлся за двумя пастухами, что покинули ферму и отправились в город к судье. Эльдман впервые оказался в городе мёртвых, а потому даже колодки не мешали ему смотреть по сторонам. На выложенных брусчаткой улицах разъезжали кареты, запряжённые мёртвыми лошадьми, неспешной походкой прогуливались одетые в наряды восемнадцатого века осквернители. Все в красивых платьях и париках, что скрывали лысые черепа и гнилую плоть. Чтобы мрачный вид жителей не выделялся на фоне ухоженного города, здесь не было фонарей и факелов, а все здания были выполнены в готическом стиле. Крыши домов имели пирамидную форму и острые шпили, а на их парапетах восседали разнообразные горгульи.

Облачённые в чёрные плащи осквернители привели Эльдмана к большому зданию, которое высокими витражными окнами напоминало католическую церковь. Внутри неё царила столь густая тьма, что даже покрытые зелёной пеленой глаза не могли рассмотреть, что она скрывала. На первый взгляд церковь была совершенно пуста, но отовсюду доносились странные шорохи и пощёлкивания. Преодолев длинный зал с деревянными скамейками, двое пастухов бросили Эльдмана к покрытой таинственными рунами каменной плите. Руны замерцали зелёным свечением, и Эльдман ощутил, как неведомая сила заставила его воспарить над полом. Массивный камень оказался столом судьи, из-за которого на бледного юношу уставились два десятка чёрных глаз. Местным судьёй оказался жуткий арахнид в чёрном костюме и парике на голове. Он был чем-то средним между человеком и насекомым. Над его головой парила надпись:

«Древний судья Архинист 37 ур. ОЗ – 11 т.»

– В чём обвиняется эта нежить? – медленно, словно пережёвывая каждое слово, спросил судья и протянул пастухам неестественно длинную конечность.

Те покорно поклонились ему и преподнесли в дар несколько живых кроликов. Судья Архинист с большой радостью принял дар и тут же закинул одного кролика в омерзительную пасть, а другого бросил во мрак за своей спиной. Из темноты донеслось громкое копошение и чавканье.

– Этот прохвост, – указал на Эльдмана один из пастухов, – проник на ферму кровавого лорда Зирота и убил одну из его женщин. Имеется в виду живую.

– Она больших денег стоила, двести тысяч, – добавил второй.

Эльдман с осуждением посмотрел на обвиняющую сторону, ведь он прекрасно слышал, во сколько они оценивали женщину в амбаре. Однако сказать ничего не решился, он прекрасно знал, как работает судейская система. Да и кроликов при себе не было.