Она потом рыдала, всю меня крокодиловыми слезами измочила. Мы вернулись домой, замазывая свою вину, Магдалена купила торт, да такой огромный, что еще на завтра хватило. Я доедала остатки, когда раздался телефонный звонок, и Магдалена, помнится, произнесла:

– А может, ты их на барахолке купил! Не купил?! Все равно пошел к черту! Ноги твоей чтобы больше у нас не было!

Это был ее ответ Степанычу, который и впрямь исчез навсегда. И остальные исчезли, перестали посещать дом, отчего Магдалена страдала, а я наоборот. Все эти обсуждения, ахи-охи, сочувственные или подозрительные взгляды, советы на ухо, звонки, когда по часу и более перетирают мою жизнь, – надоели до смерти. Здорово, что никто вокруг тебя не мельтешит, не разглядывает тебя под лупой и не мешает летать в зазеркалье. Игра воображения (здорового или нет – не суть важно) была интереснее, она захватывала и увлекала, расцвечивая мир тысячей красок, в то время как реальность день ото дня становилась все более серой, невзрачной. И звуки в воображаемом мире были иные, иногда раздавались какие-то голоса, они что-то спрашивали либо приказывали, и слушать их было ну очень интересно. Впервые я услышала голос именно в вагоне, то самое озарение имело форму приказа:

– Сорви с него награды!

Я подчинилась (еще бы!), но что именно подтолкнуло – осознала позже. Это был вроде как мужской голос, с хрипотцой, явно не чувак говорил, а солидный мужчина. Я потом долго ждала, что голос прозвучит еще, но тот почему-то замолк. И другие голоса замолкли, наверное, из-за препаратов – в ту пору начались блуждания по врачам-хапугам, выписывание рецептов и таблетки, которые требовалось глотать. Поначалу я глотала, желая обрести вожделенный колпак, затем взялась халтурить: спрячу препарат под язык, а только Магдалена за порог – выплюну. Как иначе, если ночью слюна из рта, так что вся подушка поутру мокрая, или судороги в руках и ногах?! Колбасило меня со страшной силой, и плевать, что это обычная побочка – еще одно усвоенное понятие. Тут ведь и хочется, и колется: налево пойдешь – мозг расплавится, направо двинешь – такая колбаса начнется…

А если пойдешь прямо, обнаружишь Магдалену с ее методами. Не доверяя в полной мере хапугам, что за деньги выписывают отраву, та пыталась меня расшевелить, растормошить, словом, вернуть в сознание. Психотерапия типа, кому еще ею заниматься, как не близкому человеку? Близкому, хочу заметить – в ее представлении, лично я так не считала. Но Магдалена считала, поэтому время от времени доставала с полки фотоальбомы, усаживала меня на диван и начинала рыться в прошлом. Ну прямо шахтер, вгрызалась в недра прошедшего на километр, жаль, толку от всего этого было немного.

– Помнишь Марью Ефимовну? Свою первую учительницу?

– Ну да.

– Хорошая была женщина, тебя очень хвалила. Ты же лучше всех училась в начальной школе!

– Серьезно?! – поднимала я брови. Начальная школа, как и средняя, а также художественная, сливались в памяти в единое круговращение лиц, голосов, событий – попробуй отдели одно от другого!

– Лучше всех! Три грамоты получила, за каждый класс по грамоте!

Доказательства ради Магдалена лезла на полку, чтобы извлечь оттуда листки плотной бумаги с золочеными вензелями, где крупными буквами было выведено: ГОЛУБЕВА МАЙЯ. Показывала дневники Майи с преобладанием четверок и пятерок, напоминала фамилии педагогов и соучеников, указывая их на коллективных фотографиях, опять же извлеченных с полки. Даже видео демонстрировала, снятое на одном из школьных праздников, где я играла роль Бабы Яги.

– Посмотри, какая ты тут смешная! По-моему, это третий класс… Или второй? А-а, неважно! А вот Петя Башкирцев, он Кащея играет! Помнишь его? Ну, конечно, помнишь!