– Да какого?! – взревел Дипольд, обозленный подобным рукоприкладством больше, чем поражением в бою на мечах. – Это всего лишь ворон!

Гвардеец не ответил. Позабыв о только что закончившемся поединке, с двумя мечами – своим и клинком Дипольда – наголо телохранитель и страж (но телохранитель, все же, в первую очередь!) пфальцграфа уже бежал по галерее. Туда – к мечущейся в полумраке птице.

Фридрих, конечно, не успел. Темный комок перьев вывалился из угловой бойницы. Выпорхнул из донжона.

Дипольд вскочил с пола, подбежал к гвардейцу. Потребовал объяснений:

– В чем дело, Фридрих?!

Отцовский трабант был хмурым, сосредоточенным, собранным. И, явно, не расположенным к долгим беседам. Но и Дипольд отступать не собирался.

– В чем дело, я тебя спрашиваю!

– Пока не знаю, ваша светлость. Ворон по доброй воле не залетит в человеческое жилье.

– Если почует труп – залетит, – Дипольд покосился на мечи в руках телохранителя. Оба клинка были заметно иззубрены.

Фридрих пропустил злую остроту мимо ушей. Добавил озабоченно:

– К тому же с этим вороном что-то не так.

– Что?

Этот вопрос Дипольда тоже проигнорировали.

– Я должен идти, – задумчиво пробормотал гвардеец. – Нужно расставить арбалетчиков у бойниц …

– Будешь охотиться на воронье? – фыркнул пфальцграф.

– …А вам, я полагаю, лучше пока не выходить из своих покоев без крайней нужды.

– Да мне плевать, что ты полагаешь! – Дипольд заводился по новой. Вслед за отцом и этот ландскнехтский выскочка обращался с ним как с ребенком. Хуже чем с ребенком!

– Ваша светлость, я получил приказ оберегать вас от любых неприятностей. И приказ этот я выполню, даже если мне придется применять по отношению к вам силу, – сказано это было как бы между прочим. Как само собой разумеющееся. Думал же сейчас Фридрих о чем-то ином. Не о Дипольде – это точно.

Не выпуская мечей, гвардеец выглянул из бойницы. Посмотрел вверх, выискивая встревожившую его птицу. Затем – вниз, где на внешних стенах лениво прохаживались стрелки дневной стражи. Только кликнуть стрелков он так и не успел.

Да, в первую очередь Фридрих был телохранителем. Хорошим телохранителем. Очень хорошим. Слишком хорошим. На свою беду. Озаботившись неведомой опасностью, он невольно подставил спину тому, кого обязан был защищать и оберегать.

Меча у пфальцграфа не было – об этом Фридрих, конечно же, знал, поскольку сам держал меч Дипольда в левой руке. Но гвардеец не подозревал о ноже, спрятанном в правом сапоге пфальцграфа. А если и подозревал – то в эту минуту напрочь забыл о своих подозрениях.

Пока Фридрих обозревал небеса, Дипольд извлек оружие из-за голенища. Когда гвардеец перевел взгляд на стены замка, Дипольд уже стоял над трабантом с занесенным засапожником. И ни опыт, ни чутье, ни воинское искусство не могли уже спасти Фридриха.

Небольшое изогнутое лезвие пропороло шею, словно специально подставленную под нож. Бритвенно-острая сталь вошла в щель между чешуйчатым воротом панциря и назатыльником шлема. Удар был сильным и точным, безжалостным и умелым. И удар достиг цели. Рассечены мышцы и артерии. Перебита кость в основании черепа. И – предсмертный хрип вместо крика. И – агония. И – все. И – одним верным гвардейцем у Карла Осторожного меньше.

Дипольд рывком втянул обмякшее тело обратно в бойницу – еще до того, как кровь хлынула вниз. Глубоко вдохнул. Выдохнул… Да, совсем не по-рыцарски получилось. Да, нечестная ему в этот раз досталась победа. Но ведь и Фридрих – не представитель древнего благородного рода, а всего лишь презренный ландскнехт, поднятый из грязи прихотью отца. И тут не ристалище. И никто не видит. И никто не узнает. И конечная цель слишком важна, чтобы привередливо перебирать самые доступные и простые средства. И потом, по-рыцарски все равно бы у него уже не вышло. Его рыцарский меч находился у Фридриха…