Ректор Сенсарро молча потянул за тонкую цепочку и достал из нагрудного кармана мутный кристалл размером не больше мизинца. Похожий на осколок горного хрусталя и с виду совершенно неинтересный минерал блеснул в лучах заглянувшего в окно солнца.

Эди осмотрел вещицу без малейшего энтузиазма, силясь понять, какой от нее может быть прок.

– И? – наконец, спросил он, даже не ожидая услышать что-то интересное.

– Это криспп, – невозмутимо ответил Амиральд.

Брови Эдвара медленно поползли на лоб, а дыхание сбилось. Преподаватель сделал шаг, споткнулся и чуть не упал прямо под ноги ректору. С трудом сохранив равновесие, он приблизился к Сенсарро и протянул дрогнувшую руку.

Холодный кусочек лег в его ладонь, неровные острые грани врезались в кожу, когда Эди со всей силы сжал кулак.

– Это не шутка?

– Нет. – Вид Амира говорил о том, что ректор серьезен как никогда.

– Кристалл преломления пространства? – Эди все еще не мог поверить в то, что услышал.

– Именно.

– Как… где… невозможно!

– Возможно, Эди.

– Откуда он у тебя?

– Эта вещь… скажем так, не совсем моя, ее хозяином является другой человек.

– А она работает? Тебя не обманули?

– Работает.

Эдвар разжал ладонь и поднес кристалл к глазам.

– Поверить не могу.

– Знаешь, что самое главное, Эди?

– Что? – Виер все еще любовался крисппом и с трудом расслышал слова Амира.

– Эта легендарная безделушка способна преломлять любое пространство, и ей не страшна даже самая совершенная защита.

Да что не так с этой девчонкой?! Несмотря на железное самообладание, Зор никак не мог справиться с закипающей в душе злостью. Ему требовалась предельная концентрация при подборе ингредиентов, а эмоции целительницы снова путали все планы. Со стуком поставив колбу на стол, ректор стремительно направился к лестнице. Сегодняшние опыты пришлось отложить.

… – Вы выяснили причину?

Компаньонка Бэлы стояла перед невозмутимым господином, краснела, бледнела и пыталась оправдаться:

– Девочка просто грустит…

– Я спрашиваю причину.

Зелье забвения уже действовало на целительницу, и тоска о родных не должна была ее беспокоить. Однако грусть пленницы не проходила, а пускала все более глубокие корни и в душе Зора прорастала колючими терниями одиночества.

– Я думаю, что ей тоскливо одной.

– Одной? У нее есть вы и масса слуг, готовых исполнить любые ее пожелания.

– Она обмолвилась как-то, что грустно, когда нет никого, кто бы беспокоился о ней или вспоминал. И она никому в целом мире не нужна.

Ректор едва сдержал желание обхватить голову руками и тяжело застонать. Мерзд! Не одно так другое.

– Я повторю свой вопрос, на что ей вы, если не можете развлечь?

– Но она… ей ничего не интересно, я пыталась…

– Вы уволены.

– Уволена, господин?

– Именно. Отправляйтесь собирать вещи.

Матушка Надиш воровато поглядывала по сторонам, пока поднималась следом за важным и степенным слугой по ступенькам самого шикарного особняка из всех, в каких ей только довелось побывать. Все здесь дышало благородной стариной и утонченностью. Ни одна деталь не выбивалась из общей гармонии и согласованности, все безукоризненно подходило друг к другу, не улавливалось даже намека на крикливость или попытку впечатлить, поразить, пустить пыль в глаза. Достоинство и гордость за себя и всех тех, кто когда-то населял этот огромный, казавшийся на удивление пустынным и холодным дом, пропитали воздух.

Когда пожилая женщина переступила порог большого кабинета, ее взгляд невольно приковала внушительная фигура человека, восседавшего в роскошном кресле возле письменного стола. Женщина увидела того, кто являлся средоточием атмосферы этого дома, его центром и источником жизни. От беловолосого мужчины исходило ощущение силы и непоколебимой уверенности в себе.