Медленно, издевательски нежно проводил василиск по моей раскаленной коже, мечтающей о его прикосновениях. Невесомые поцелуи сменялись острыми, жалящими, словно на тело наносили клеймо принадлежности ему. Я задыхалась, захлебывалась в сдерживаемых стонах. Дёргалась и ёрзала по шелковым простыням, стараясь не то избавиться от томительной сладости ласк, не то ускорить их. Сделать ощутимее, жестче. Кричала, когда его умелые руки, огладив мои горящие бедра, вернулись к лону. Я бесилась от собственной податливости и терялась в диком желании почувствовать его в себе.

Разумное меркло под магнетическим давлением зеленых омутов Адиллатисса. Сейчас я неотрывно смотрела на его идеальные черты. На сводящие с ума глаза, затягивающие во мрак тёмного голода. На его приоткрытые губы, вдыхающие мои истерзанные хрипы. На ровный нос, будто высеченный на мужественном лице, волевые линии скул и подбородка, созданные, чтобы лишать женщин рассудка...

- Адиллатисс, - прохрипела, сжав бёдрами его руку.

Я больше не принадлежала себе. Я была послушна и согласна на всё во влажном бессилии возбужденной неги.

- Моё имя запрещено произносить, помнишь? - елейно предупредили меня, выдохнув в ушко кружащим голову ароматом горячего шоколада.

Сейчас, доведенная до исступления его обжигающими поцелуями, я боялась лишь одного. Что Адиллатисс передумает. Остановится. Что действительно заставит просить. Потому что понимала – если придется, я буду умолять...

- Адиллатисс, пожалуйста, - захныкала, подаваясь к нему.

- Упрямая! - мужской смешок, дающий понять:

Повелитель согласен на хитрый компромисс, на одних лишь инстинктах, почти в беспамятстве предложенный моим мозгом.

Ведь отныне лишь я буду называть могущественного Василиска по имени!

- Повтори! - потребовал он вдруг.

- Адиллатисс, - простонала, поймав его довольно улыбающийся взгляд.

И он больше не медлил. Василиск с секунду рассматривал мое изнывающее в нетерпении тело, что в голой доступности бесстыдно тёрлось об него лоном и, победно ухмыльнувшись, дотронулся пальцами до моей пульсирующей плоти, подарив долгожданную разрядку.

А потом... потом пришло отрезвление...

7. Глава 6.

Эти несколько мгновений яркого удовольствия оказались роковой ловушкой. Я чувствовала себя обманутой и опоенной. А самым унизительным было то, что те мелкие искорки блаженства только раздразнили меня, не дав взорваться настоящим фейерверком!

Испытанного было так ничтожно мало, что я невольно еще громче захныкала, без слов моля о добавке. Потому что не умела противостоять завораживающему дурману желаний.

- Ненасс-сытная крошка, - довольно облизнулся василиск, дав мне возможность убедиться, что в первый раз мне не показалось – язык и в самом деле раздвоен на конце!

Это немного отвлекло, рассеяв дымку похоти, затуманившую рассудок. Вот уж воистину Змей-искуситель! Удивительно, как же я в процессе поцелуев не почувствовала особенности языка василиска? Или он не всегда такой, а только временами? Значит ли это, что в минуты просветления разума я смогу противостоять ему?...

- Хочешь о чем-то спросить? – тяжело переводя дыхание, спросил Адиллатисс.

«Кажется, кое-кому выдержка тоже начала отказывать!» – торжествующе отметила про себя.

- Теперь я могу идти? Раз ты уже заставил меня признаться, – с вызовом глянула на «победителя».

- Думаеш-шь, я так просто отпущу тебя? – рвано вдохнул он мой запах, а я вновь почувствовала, как внизу живота закручивается предательский узелок нестерпимого желания.

- Почему нет? Ты же уже добился своего, - с обидой сказала я, тщетно борясь со своим развратным телом.