Дверь распахнулась, в нее впорхнул довольный босс. Я была в таком напряжении, что слышала каждый его уверенный шаг. И то, как он напевал себе под нос странную мелодию. Именно она будет сниться в кошмарах всю оставшуюся жизнь.

Кинув на кровать что-то тяжелое, видимо, ту самую обещанную одежду, он вдруг прыгнул на нее сам. Не прошло и двух секунд, как я ощутила на себе взгляд. Точнее, на той части ног, что не была прикрыта шкафом.

– М-м-м… – хриплый мужской голос заставил вздрогнуть. – Какая мокренькая, аж по ногам течет. Неужели так рада меня видеть?

Павел Григорьевич прекрасно знал, что своими фразочками доводит до белого каления. Собственно, только поэтому он меня и задевал от случая к случаю. Такое ощущение, что все эти годы копил в себе шуточки и вот теперь получил возможность явить их свету!

– Это вода, – прошипела я сквозь зубы. – И было бы прекрасно, если бы вы вышли из комнаты и дали мне переодеться.

– Ага-ага, – самое страшное произошло: медленно начальник начал вставать с постели и двигаться ко мне. Его тихие шаги отдавали битами в ушах, будто роковой гром. – Ты еще скажи, что мурашки на ногах у тебя от холода, а не от моего очаровательного обаяния!

– Я промолчу, – закатив глаза, плавненько начала залазить в шкаф. Ибо нефиг мои ноги рассматривать!

– Но, – и все же он нагнулся. Я ощутила на лодыжке чужое касание. Была уверена, что он меня ущипнул. Но только когда осознала степень сжатия, до меня дошло: «Босс только что укусил меня за ногу!», – все же не промолчала, Сонечка. Не промолчала.

– Что. Это. Было?! – теперь-то я и вправду взмокла от Астафьева. Правда не так, как он мечтал. Ошарашенная его поступком, покрылась потом и не заметила, как моя грудь прилипла к дверце шкафа.

– Было у тебя самое лучшее качество – умение молчать. Лучшей женщиной тебя считал… После мамы, конечно, – мечтательно протянул босс, поднимаясь на ноги. Его шершавые пальчики скользнули вслед за хозяином по моей ноге вверх. Мягко погладили голое бедро, после щекотнули талию и замерли на уровне груди. Я отчаянно пыталась закрыть ее рукой, но та по-прежнему с болью отлипала от стены. – И того больше нет, Сонечка. Трагедия!

Внутри я разрывалась между двумя вопросами: «Как он меня назвал?» и «Где он меня трогает?». Каждый их них буквально выбивался из привычного общения между мной и Павлом Григорьевичем.

– Ой, а что этот тут у нас? – офонарев окончательно, Астафьев сжал край моей груди ладонью, еще и нос засунул за дверцу, пытаясь ко мне пролезть. – Не надо ничего скрывать от начальства, Сонечка. Мы, кажется, это уже уяснили на примере сумки.

Павел Астафьев был безусловно по-мужски красив: стильная густая шевелюра, умный взгляд, умение стрелять глазками. А еще его стиль соответствовал представлению женского пола об идеальном «самце»: костюм с иголочки, подчеркивающий натренированный стан. Мягкий хриплый голос, который заставляет тебя чувствовать главной на земле… Опытные руки, которые знают, что и где надо погладить, дабы дама капитулировала…

И я бы обязательно прямо сейчас стала одной из «развесивших уши», но слишком свежи были в памяти его бесконечные гулянки и после слезы девушек, которые всегда надеялись на большее.

Так что откинув приятное томление внизу с живота, я отряхнула голову и холодно отрезала раз и навсегда:

– Павел Григорьевич, а это где-то в договоре прописано?

Он замер в недоумении, судя по голосу – нахмурился:

– Ты о чем это, солнце мое?

– О том, – с писком я все же оторвала грудь от дерева и прикрыла рукой, не давая боссу к себе прикасаться, – что, если секретарша ваша теряет миллион долларов, она обязана теперь с вами сексом заниматься.