Я просто обязан сделать так, чтобы ее глаза погасли. Чтобы перестать ее хотеть, чтобы никаких эмоций не вызывала. Чтобы с легкостью смог отправить ее тело отцу. Но вместо этого, смотрю на нее плачущую и сердце разрывается на мелкие осколки.

Сегодня, почти не спал, думал обо всем, ею любовался. Сам прижал ее к себе, и до ломки хотел снова в нее ворваться, разбудить и трахать всю ночь, чтобы насытиться и забыть. Но не стал, понимаю, что ей больно. И решил, что потом это сделаю, когда у нее все заживает. Никогда меня еще не волновала боль других, но ее боль, как тупое лезвие по коже режет меня, выворачивает наизнанку.

И в самолете все повторилось… Ее боль, как будто сам физически ощущал. И наверно, это и взбесило больше всего. Захотел сам себе доказать, что она ни черта не значит для меня, поставить все на свои места. Она – игрушка, жертва, ничто. Поиграюсь и забуду. Больше никаких касаний, никаких поцелуев, не должно быть. Она должна стать блеклым пятном. Но почему же, блядь, сейчас мне не хватает ее восторженных глаз и улыбки, когда смотрит на все новое с замиранием сердца.

И когда заехали в особняк, она мельком посмотрела на него, но не дала мне ни одной сладкой эмоции. Неужели, так просто оказалось сломить ее? Я хотел ломать ее долго, наслаждаться этим. Но никакого наслаждения, я не чувствую. Что же тогда дальше?

Во дворе стоит много машин, отец походу устраивает празднование. Я уже предвижу его гнев, когда узнает, что я не отомстил, и более того, привел в дом дочь врага. И Дианина машина тут, сука, не до нее. Вот и еще один повод для гнева. Я должен был заключить контракт с Багровым, а его дочь, Диана, должна была стать моей женой. Все летит к чертям собачьим. Но надеюсь, это не надолго. Я успею стать вдовцом раньше, чем состоится наша сделка.

– Приехали, обувайся. – даже не пошевелилась. Выхожу из машины и закуриваю, смотрю на нее, через лобовое стекло. Слезы вытирает и все же обувается, выходит, осматривается и боится. Маленькая. Подхожу и беру ее за руку, веду в дом. Терпи, девочка, не легко будет.

– Ренааат, сынок. – с радостным выражением, встречает отец и везет мать. Валид походу ничего еще не рассказал. Он останавливается и смотрит на Юлю, затем на меня вопросительно, затем снова на нее. Я снимаю с себя куртку а затем с нее, отдаю прислуге и снова за руку ее беру.

Девочка боится, меня холодной ладошкой сжимает, вся побледнела, когда холл стал наполняться гостями, к отцу подходит и Валид. Все смотрят на нас.

– Только не говори, что это то, о чем я думаю. – с каждой секундой он напрягается все больше. Молчу, в глаза друг другу смотрим.

– Да, это дочь Фадеева. – сам сжимаю ее ладонь. В холле начинаются охи и ахи, знаю, это всех ошарашило. Вижу, как меняется лицо у отца, как оно становится злобным и ярость в глазах просыпается. Вижу, как коляску начинает сжимать. Знакомо… Понимаю…

– Она вчера должна была сдохнуть. – цедит сквозь зубы. – Объяснись! – повышает голос так, что девчонка вздрагивает и все вокруг замолкают.

– Сдохнет, но не сейчас. У меня другие на нее планы.

– Что? Мне нужна месть… – орет, багровым стал, к нам подходит. – Жестокая, кровавая месть! – таким лютым, его редко можно было увидеть. Его трясет всего от гнева. – Виктор должен был сейчас подыхать от удушающей боли, как и я, четыре года назад! – а затем смеяться начинает истерически. Я знаю, за этим последует нечто ужасное. И никто не знает, что он сделает в следующую секунду, а я знаю. Обычно – убивает. Юлю за руку резко тяну, себе за спину прячу.

– А хорошо даже, что так все получилось. Молодец, Ренат. Понимаю, рука дрогнула, ну ничего. – тут же кому-то набирает. – Раф, собери мне всю охрану в охотничьем домике, ЖИВЕЙ! – кладет трубку. Я понял его намерение, вижу по взгляду. – Давай ее сюда. – протягивает мне руку, а затем весело обращается к матери. – Катенька, сегодня все закончится, все наши страдания прекратятся. Вздохнем полной грудью.