– Людовик оказался сговорчивее, чем я ожидала, – ответила Алиенора, пожирая его глазами.

– Полагаю, от его сговорчивости не останется и следа, когда он узнает, чту мы задумали! – рассмеялся Генри. – Но для нас это не преграда.

– А сейчас мои вассалы ждут, когда я представлю их тебе. – Алиенора подала знак своим подданным, которые начали по одному подходить к возвышению.

Приближаясь, они с опаской оглядывали молодого герцога Нормандского. Первыми среди них был Гуго, граф де Шательро, и Рауль де Фай – братья ее матери. Гуго – серьезный и заикающийся, и более молодой Рауль – остроумный и готовый очаровать нового сеньора. Потом подошел восемнадцатилетний красавец Гильом Тайлефер, граф Ангулемский, горевший желанием показать себя нужным в решении государственных дел. Следом шел владетель Тайбура, преданный и благородный Жоффруа де Ранкон, которому Алиенора давно простила безрассудные, но совершенные из лучших побуждений поступки во время Крестового похода. Тогда по его вине погибли семь тысяч воинов, и Жоффруа впал в немилость короля Людовика, который отправил его домой. Генриху было известно об этом, и он смерил почтительно поклонившегося Жоффруа настороженным взглядом.

Но настороженность Генриха сменилась озабоченностью, когда перед ним опустились на колени смуглокожие и черноволосые Гуго де Лузиньян и Ги Туарский, два самых беспокойных из вассалов Алиеноры: одной скандальной репутации этих двоих было достаточно для того, чтобы рука их сеньора потянулась к мечу. Но сегодня они были тише воды ниже травы, соблюдая в присутствии герцогини придворный этикет. Однако Алиенора знала, что верность Гуго и Ги не шла дальше слов, а их преданность закончилась бы ровно в тот момент, когда стала бы препятствием к получению ими какого-нибудь вожделенного замка или территории. Судя по выражению лица Генриха, который попросил Гуго и Ги подняться с колен и предаться вместе со всеми веселью, он не нуждался в предупреждениях о вероломстве этих людей.

Последним – но не последним по своей знатности или важности – подошел верный Сальдебрейль де Санзе, коннетабль Аквитании, которого герцогиня назначила своим сенешалем в благодарность за преданность и верную службу. Генрих улыбнулся этому доброму человеку и дружески похлопал по плечу, когда тот склонился для получения приветственного поцелуя.

Алиенора радовалась, видя, что Генрих идеально играет свою роль, старается вовсю, чтобы завоевать расположение ее вассалов, подчеркивая мудрость и опыт одного, отмечая доблесть на поле боя или рыцарских турнирах другого. Алиенору удивляла такая осведомленность Генри относительно ее вассалов. Он немало потрудился над тем, чтобы быть принятым здесь. И большинство из местной знати реагировали как подобает, произнося правильные слова. Начало было многообещающим.

Позднее, когда последний из вассалов вернулся на свое место и подали вино, Алиенора повела Генри и придворных в сад, где можно было расслабиться в тени яблонь и персиков. Знать, разместившись на земляных скамьях, принялась разговаривать о политике и военных действиях, молодые кавалеры присоединились к дамам герцогини и пели им песни, глаза их горели в предвкушении благосклонности, которая будет оказана им позднее, когда все скрывающая бархатная длань ночи ляжет на землю.

Генрих прошел с Алиенорой на поросший цветами лужок, окруженный невысокой живой изгородью.

– Скажи мне, ты тоскуешь по королевскому титулу? – спросил он, беря ее за руку.

– Нет нужды спрашивать, – заглянув ему в глаза, ответила Алиенора. – То, чем я владею сейчас, вполне компенсирует потерю.