Такого пыла Антифон не ожидал. Презрительная улыбка исчезла. Было видно, что он с трудом сдерживает наступление Ионатана. По лицам обоих потекла кровь, мешаясь с потом и грязью. Они упали и покатились по камням дороги.

Антифон почувствовал, что изнемогает. Он был готов закончить сражение, лишь бы удалось выйти из него, не уронив своего достоинства. Его толкнуло к поединку стремление повысить свое самоуважение и лидерство, желание покрасоваться перед приятелями, театрально поставив ногу победителя на грудь лежащего в пыли поверженного иудея, но самому упасть от ударов этого ненормального, изуродовать свое красивое лицо его оплеухами и пощечинами в намерения Антифона совершенно не входило.

А Ионатан словно и не замечал ударов по своему телу. Стоявшие вокруг греки сначала громко смеялись и взрывом насмешливых выкриков отмечали каждый удачный, попавший в цель удар Антифона, но постепенно замолчали.

Они почувствовали в этом худом подростке то, чего не было в их вожаке, а именно способность умереть здесь и сейчас, но не отступить. Легкое приключение становилось чем-то, к чему они не стремились, наполнялось ожесточением, которого им было не нужно. В душах их поднялась злость, и уже готовы были они броситься вперед, вмешаться в драку и смять этих двух подростков с их противными обычаями, варварским фанатизмом, нежеланием уступить.

Положение спас патруль римских легионеров, появившийся из-за поворота улицы. Солнце блеснуло на бронзовых накладках поясов и на рукоятках коротких мечей. Загрохотали по каменным плитам подошвы подбитых металлическими гвоздями калиг[7], заскрипели ремни, перекрещенные на бедрах.

– Задержат – накажут плетьми, – испуганно выдохнул Эфраим.

Обычно грекам нечего было опасаться солдат размещенного в Кесарии римского гарнизона. Чаще всего легионеры принимали сторону эллинов. Но в последнее время римскому прокуратору Антонию Феликсу надоели беспорядки, и, стремясь быстрее их прекратить, административные власти начали наказывать всех без разбору. Так что теперь наказание плетьми, а то и палками, могло ожидать и эллинов. К тому же для Антифона появление легионеров было спасительным. Оно дало именно тот повод, который был ему нужен, чтобы прекратить драку и в то же время сохранить свое изнемогающее от усталости достоинство.

– До следующей встречи, – с трудом шевельнул он разбитыми губами, и греки исчезли, углубившись в поперечную улицу.

Поддерживая еле живого, спотыкающегося друга, Эфраим увлек его в противоположную сторону. Римляне никого не преследовали.

Добравшись до улицы, на которой был расположен дом отца, Ионатан распрощался с Эфраимом и, как тот ни настаивал, не позволил ему идти далее. Предстать перед родными побитым и поддерживаемым другом! Ну нет, на такое унижение Ионатан был не согласен.

Новый дом Боаза бен Барака являлся для его владельца символом успешности и благосостояния, предметом его гордости и даже некоторого самодовольства. Выстроенный в престижном районе вилл, отделанный белым мрамором, дом был красив и удобен. В архитектуре дома чувствовалось сильное греческое влияние, и прежде всего в наличии атриума.

Хотя справедливости ради надо сказать, что идея атриума, то есть внутреннего дворика, ведет свою историю с более древних времен и из страны, расположенной много восточнее Греции, а точнее, из древней Месопотамии. Так что, какой народ более повлиял на идею создания жилища вокруг очага, сказать затруднительно.

Подойдя к массивной входной двери, украшенной по сторонам двумя полуколоннами, Ионатан постоял в некоторой нерешительности. Юноше хотелось бы пройти в свою комнату незамеченным, но сделать это было довольно сложно. Дверь заперта, и надо было стучать, а стучать – значит привлекать к себе нежелательное внимание домочадцев и слуг. Впрочем, выбора не было.