Я начала медленно перебирать руками, обхватив ногами «канат», и помогала себе ими спускаться. Ладони не вовремя вспотели, и в этот момент я была так рада, что это не настоящая веревка, с которой я в подобной ситуации уже давно соскользнула бы.

Надо делать это быстрее. Гораздо быстрее. Потому что тогда, когда я снова посмотрела наверх, мужчины там уже не было – он полетел вниз по лестнице, чтобы я не успела сбежать. У меня совсем мало времени. Со своими длинными сильными ногами он может перескакивать через три ступеньки. Я же еле держусь на весу, а руки уже начинают трястись от переутомления.

Оказавшись на уровне между окнами второго и первого этажа, я с горечью осознала, что «трос» кончился, и теперь мне следует прыгать. Я спустилась еще чуть ниже – так, что мои ноги уже свисали, и я держалась лишь руками – и, зажмурив глаза, прыгнула. Столкновение с асфальтом произошло не так удачно, как я рассчитывала. Правая лодыжка громко хрустнула от того, что нога подвернулась под себя, и я рухнула задницей прямо сверху на нее, взвыв от внезапной адской боли. Но даже сейчас я была в состоянии сообразить, что времени почти не осталось. Или сейчас, или никогда.

Я постаралась приглушить в себе то, что испытывала в данный момент, и ухватилась руками за стену, цепляясь ногтями за выступы, чтобы помочь себе подняться. Подтянув тело, мне удалось принять вертикальное положение, но ноги уже отказывались слушаться, подгибаясь. Слезы текли по щекам, и из-за них изображение в глазах расплывалось.

Сейчас не самый подходящий момент. Я должна вырваться из этого переулка.

Сделав один шаг, я взвыла еще громче, потому что боль стала невыносимой, ноги попросту отказывались идти, а в голове становилось мутно.

Надежда, что я смогу вырваться, все не покидала меня. Мне просто стоит делать еще несколько шагов и позвать на помощь, чтобы меня услышали с улицы. Но раз из окон никто не выглянул после моего визга и звона разбитого стекла, вряд ли в доме хоть кому-то есть до меня дело. Но там, по тротуару, сто процентов, идут люди, которым будет не наплевать.

Я еще сильнее вцепилась в стену, опираясь на нее. И когда я уже начала верить в то, что у меня получается, что до достижения моей цели осталось всего-ничего, в переулке появился силуэт, в котором я сразу узнала своего похитителя.

Лео

Боже, как я зол! Это же надо было додуматься – вылезти в окно, предварительно разбив стекло тумбой, которая стояла у кровати! Я специально не стал закрывать его, ведь возможности спуститься вниз почти нет, как и показал данный опыт. Девчонке не хватило самодельного каната для спуска, и она прыгнула. Интересно, какие такие мысли ее обуревают, раз она готова разбиться, лишь бы не находиться у меня в плену. О чем она думала? Может, она считает, что я оставил ее себе для собственного наслаждения?

Конечно, меня на мгновение посетила такая мысль, когда алкоголь ударил в голову, но я быстро отогнал ее. Мне это не нужно. Потому как, каким бы человеком я не был, чем бы не занимался, но имею свои жизненные принципы и устои. А изнасилование или убийство простого человека, который никак к моей работе не относится – сумасшествие чистой воды. Да и зачем мне тратить пули впустую, когда я могу пустить ее в задолжавшего кому-нибудь подонка.

Мне просто надо было обработать рану на ее плече, а теперь в добавок ко всему прибавились ступни. И нога ее, кажется, сломана. Я даже не знаю, как именно это проверить. Как я уже говорил, я не спасаю людей. И я не врач. Но не могу же я повезти девчонку в больницу, чтобы ее подлатали. Не дурак, в конце-то концов.