Военные переглянулись.

– Клетку, – вдруг сказал чернобровый командующий ВВС. – Живую клетку.

– Именно! – воскликнул Буранов. – Внешняя оболочка, защитный слой!

Офицеры загомонили. Даже министр заинтересованно всмотрелся в картинку.

– А теперь немного изменим температуру, – сказал Андрей, увлеченно вводя данные на сенсорной панели. – Глядите, что сейчас будет происходить с «шариками»…

Одна из крупных сфер во внутренней камере внезапно задрожала сильнее остальных и закрутилась, вытягиваясь в каплевидное тело. Она удлинялась до тех пор, пока в центре не сделалась уже, чем по краям. Затем, став похожей на восьмерку, лежащую на боку и бешено вращающуюся вокруг воображаемой продольной оси, «капля» конвульсивно дернулась, и «поясок» посередине исчез.

Теперь было две сферы.

Некоторые из военных крепко матюгнулись.

В течение следующей минуты еще шесть крупных шариков распались надвое.

– Да это же процесс деления, – прошептал кто-то. – Они размножаются…

– Не совсем так, но очень похоже, – подтвердил Буранов, возвращая прежний температурный режим. – При определенных условиях сгустки плазмы начинают «питаться» нейтральными атомами аргона, «переваривать» их и расщеплять на ионы и электроны. Скажу вам больше: иногда новорожденные «клетки» начинают испускать электромагнитные волны, словно передавая друг другу некую информацию! В свое время я даже зафиксировал, как одна из сфер «откликнулась», завибрировав с идентичной частотой!

Буранов повернулся к ошарашенным генералам с видом гения, только что изобретшего атомную бомбу.

– Вова, выключай, – обронил он через плечо.

Подача энергии прекратилась, и все шарики за двойным стеклом мгновенно исчезли.

Или погибли…

Через некоторое время министр сглотнул колючий комок в горле и, отогнав жуткие догадки, хрипло проговорил:

– Это… жизнь?

– Да, – неуклюже пожав одним плечом, ответил Буранов. – Это жизнь. Только проблема несколько в ином… Это искусственно созданная жизнь в холодных плазменных структурах, возможность которой предсказывал еще великий Константин Эдуардович более сотни лет назад.

– А в чем же проблема? – осторожно спросил коренастый генерал, командующий ракетными войсками стратегического назначения.

– Вы сейчас видели плазменную форму жизни. Совершенно не похожую на нашу – белково-нуклеиново-водную. Но если можно провести такую грубую аналогию – эта жизнь растительная.

Тишина резанула по ушам, и кто-то из офицеров поспешил уточнить:

– Отсюда следует, что может существовать и… животная?

– А вот об этом мы поговорим на следующем факультативном занятии, – с нездоровым блеском в глазах произнес подросток. – Не забудьте принести чистые тетрадки для контрольных работ.

Министр обороны шестой части суши почувствовал, что ноги стали ватными, и плюхнулся на ближайший стул.

Пимкин взашей вытолкал из кабинета всех аналитиков и подпер дверь древком российского флага.

– Успокойтесь, вашу мать! – прикрикнул он на гомонящих вояк, надевая очки. – Офицеры вы или барыги на базаре? Времени в обрез. Наполните пещеристые тела кровью и терпением! Дайте пацану закончить!

Буранов дождался, пока присутствующие притихнут, и продолжил говорить прежним сипловатым, не поставленным голосом. Вспыхнувший было на миг азарт в его глазах безвозвратно улетучился, сменившись занудностью отличника, вызубрившего урок.

– Вы только что видели, как под воздействием высокого напряжения плазма сгустилась в сферы и даже начала делиться, то есть проявлять явные признаки жизненной активности. Представьте, что мы увеличим напряжение, будем варьировать температуру, давление, произведем бомбардировку гамма-частицами и добавим еще какого-нибудь излучения. Плазма – настолько податливая форма вещества, что при определенных условиях вылепить из нее можно практически все, что угодно. Проблема в том, что для этого нужны огромные мощности, которые у нас имеются разве что в современных лабораторных комплексах. А теперь вообразим на мгновение, что эти немыслимые силы витают вокруг нас, только мы не умеем ими пользоваться, не видим их, проходим мимо и сквозь.