– Это лестница на балкон, – объяснил Энди, – и в верхние ложи. Мест сто пятьдесят – двести. Большей частью, конечно, туда ходят негры.

Парти вздрогнула.

За лестницей открывался зрительный зал. В нем было все, что полагается: ряды кресел, оркестровая яма, сцена, ложи, наполовину спущенный занавес, позволявший любоваться нижней частью декорации, которая должна была изображать что-то венецианское – по крайней мере, на ней были нарисованы ноги гондольеров, приторно-голубая лагуна и лестница дворца. Магнолия почувствовала разочарование. Правда, у лож были блестящие бронзовые перила, и кресла их, из красного бархата, показались ей великолепными.

– Я думала, что театр светится огнями и сверкает, и вообще похож на волшебную сказку, – сказала она.

– Вечером это так и будет, – успокоил ее Энди. Теплые, гибкие пальчики держались за его руку. – Вечером театр действительно похож на волшебную сказку. Тогда все лампы зажжены, много публики и играет музыка.

– Где кухня? – спросила миссис Хоукс.

Энди проворно открыл маленькую дверцу под сценой и сделал знак рукой. Партинья, грузно ступая, последовала за ним. Последней шмыгнула Магнолия. Кают-компания и камбуз помещались под самой сценой. Поперечные балки были настелены так низко, что даже Энди принужден был нагибаться, проходя под ними, а Магнолия могла свободно достать до них пальцами. Впоследствии казалось совершенно естественным, что команда и актеры «Цветка Хлопка» входят в кают-компанию, почтительно согнувшись, как бы заранее принося благодарность за предстоящую трапезу.

В кают-компании стояли два больших стола, каждый примерно человек на десять, и в самом конце третий, поменьше, человек на шесть.

– Это наш стол! – смело заявил Энди.

Партинья фыркнула. Но чуткий Энди сразу заметил, что в ее фырканье несколько меньше неудовольствия, чем полагалось бы ждать от жены.

По пути из кают-компании на камбуз капитан Хоукс позволил себе несколько пояснений:

– Джо и Кинни – она стряпает, он подает, моет посуду и тому подобное, – обещали приехать к апрелю. Оба служили на «Цветке Хлопка» не меньше десяти лет. Камбуз только что отремонтировали. Какая в нем чистота! Просто игрушечка! Посмотри на плиту!

Хитрец Энди!

Партинья Энн Хоукс посмотрела на плиту. Что это была за плита! Широкогрудая, вместительная, просторная, напоминающая какое-то громадное черное млекопитающее, готовое кормить своей грудью бесчисленное множество голодных горшков и кастрюль. Она действительно сияла чистотой. Всякому должно было быть ясно, что на ней и в ней могут приготовляться только нежные, питательные, вкусные вещи. Над плитой и по трем остальным стенам висели на особых крюках кастрюли, сковородки и котелки всевозможных размеров. В углу стояла запасная керосиновая плита.

– Для горячей закуски после спектакля, – объяснил Энди, – кофе, яйца. Чтобы не топить зря большую.

Казалось, Парти Энн усиленно соображала что-то. Потом на лице ее появилось выражение радостной задумчивости. Заметив это, она попыталась замаскировать свое настроение:

– И все это для каких-то бездельников! Ваше хозяйство будет стоить уйму денег! Вот что!

– Оно и даст уйму денег! – радостно возразил Энди.

Пробегавшая по камбузу черная кошка, гибкая, сытая, с лоснящейся шерсткой, посмотрела на супругов Хоукс янтарно-желтыми глазами, остановилась подле Партиньи и, выгнув спину, потерлась об ее юбку.

– Для мышей, – сказал Энди.

– Брысь! – крикнула Парти. Но в голосе ее слышались мягкие нотки, и кошка не двинулась с места.

Впервые перед ее взором было царство, о котором до сих пор она могла лишь грезить во сне. Джо и Кинни – ее подданные. Массовая закупка провизии. Сделай это! Сделай то! Может быть, Энди даже переусердствовал.