Но одно не пускает на дно:

Все возьми, только это оставь —

Самолетик, ребенок, окно.

Сын играет, допив молоко.

Самолетик уже далеко.

Они за стойкой что-то пьют,

Такие оба разные.

Над ними парки нити вьют,

Свою добычу празднуя.

Эх, жизнь верёвочкой завей,

Метелью или вьюгою…

Один уйдёт, уйдёт с моей,

Эх, с лучшею подругою.

И я махну ему рукой,

Ловя губами льдиночки,

Чтоб не осталось никакой

В душе моей сориночки.

Ну, а другой подымет бровь,

Весёлую, красивую,

И я несчастную любовь

Сменяю на счастливую.

Да что ж она – дармштадская принцесса —

Могла бы изменить в моей стране? —

Где в очаге вселенского процесса

Внутри себя – любой – как на войне.

Где словно в прорву – красоту и нежность,

Где даже милосердье и любовь

Не пересилят эту безнадежность —

Террор, и революцию, и кровь.

Где вечно буераки и окопы,

Где ничего не знаешь наперед,

Где первая красавица Европы,

Смиренная, в монахини идет.

И кто б здесь только не искал дорогу,

Свернет он кверху, прочие забыв.

Куда идти в России, как не к Богу?

Во все другие стороны – обрыв.

Я много книжек прочитала,

Писала и стихи, и письма…

Ты мне не верь. Я знаю мало.

Я ничего не знаю в жизни.

Ты знаешь больше, знаешь лучше.

Надежнее твоя наука —

Когда ты в детстве кошек мучил

И в сусликов стрелял из лука,

Сбегал из дома, на вокзале

Жил или спал со шлюхой, греясь,

Когда тебе под дых давали,

Когда тебе давали в челюсть,

Когда и ты, уча удары,

Их отрабатывал на слабых,

Когда, смуглея от загара,

С усмешкой говоря о бабах,

В армейской жарился казарме

На высоте горы восточной,

Когда ты размышлял о карме,

Но, выживая, жил по-волчьи.

И брал веревку или «травку»,

Когда считал, что жизнь пропала.

А я читала Франца Кафку.

Но жизни я не понимала.

Мне рядом быть не хватит силы,

Меня отбросит – как волною.

И все-таки ты будешь, милый,

Жить по написанному мною.

Моя ранняя любовная лирика

Так и норовит перейти в постпозднюю:

Водит меня по кофейням,

Смотрит ностальгическим взглядом,

Дарит конфеты «Коркунов»

(Таких в нашей юности не было).

Всё равно ничего у неё не получится!

Но пасаран! Враг не пройдёт!

В огне брода нет!

Победа будет за нами!..

… Ну, разве что только вот это одно стихотворение…

Да и то – верлибром.

Ото всех отдалиться, забыться.

И своих, и чужих сторониться.

Только домик, крыльцо и собака.

И вода из железного бака.

Печь топить и смотреть на поленья

Без обид, без потерь, без волненья.

Но… Ты слышишь, как движется поезд,

Рельсы глухо гудят, беспокоясь,

И тебе эту дрожь отдавая.

Ну, иди – ты одна тут живая!

Ты одна переводишь тут стрелки.

Все другие заботы так мелки!

Все другие земные заботы…

Нет ответственней этой работы.

Без обид, без потерь, без волненья.

Мир беспомощен в это мгновенье,

Как младенец, и сон его сладок.

Но поддерживать надо порядок.

Через годы, разочарованья,

Через страны, моря, расстоянья,

Через травки-былинки, планеты,

Через все мировые секреты,

Кои знать тебе вовсе не нужно,

Чтобы с Небом сотрудничать дружно —

Только сделать движенье рукою,

Дисгармонией не беспокоя

Мир. Чтоб не было в мире трагедий.

Поезд дальше промчится, проедет.

Огоньки его скроются где-то…

Не ищи никакого ответа.

Какие ночи, Боже мой, какие ночи!

Весенний воздух опьяняюще порочен,

Москва сияет, как в пятнадцать лет и в двадцать,

И я по-новой научилась улыбаться!

Хотя уже не попадусь на этот ребус.

Ты здесь когда-то останавливал троллейбус —

В неразрешенном безо всяких правил месте —

И мы с тобой туда запрыгивали вместе.

Мы целовались, потому что были живы,