Говорила женщина – свет не мил.
Говорила женщина – нету сил.
Говорила – тяжкое волоку,
Многовато выпало на веку.
А потом задумалась тяжело.
А потом запела, и все прошло.
А потом задумалась – все легко.
А и взгляд закинула высоко.
По какой параболе, по дуге,
Словно что заметила вдалеке,
Поднимала голову в небеса,
Сотворяла песенкой чудеса.
Поднимала вверх самою себя,
Отрешенно музыку теребя.
Поводила бровью, надув губу,
Принимала, так уж и быть, судьбу.
И о чем-то там говорила ей,
И – чего там – тяжесть прощала ей,
И любила, в общем, судьбу свою,
И кивала: ладно уж, допою.
И вечер длится
1.
Кто посуду моет, досадует на прокладку,
Ибо кран свистит, словно он архаичный стилос:
Как ни ставь заплаты, а дело идет к упадку,
То есть тело идет ко дну, то есть жизнь сносилась.
И тогда взывает к небу посудомойка,
Проклиная кран, из которого каплет капля:
Это все за что мне, господи? Мне и только!
Это травля, господи, это такая травля?
И одной бы капли хватило ей, не протечки,
До которой она терпела еще, терпела…
Ты прости ей, боже, эти ее словечки,
Просто кран чинить – не женское это дело.
2.
«Отступи от меня», – стучала и я по буквам,
Отрекалась некрепким духом в повторном морге.
Благочинным лайкам счет вела по фейсбукам,
Предъявляла: вот учитывай их при торге.
Я хотела платы за эти мои утраты,
Я хотела благ за мою чистоту и веру.
А когда наступал промежуточный час расплаты,
Показанья снимали, как воду по водомеру.
Незаметная течь, бестолковая речь, упреки,
Суесловье, пустоты жизни, строптивый стилос.
Не смиряюсь, но благодарствую за уроки,
На которых я и кран чинить научилась.
3.
Крепостные речи, спорщики с небосводом,
Со крыльца Василия, рифмой скрепляя фразу,
Выходили и мы на площадь перед народом,
Но народ безмолвен был и невидим глазу.
Посылала наша вера нам испытанья —
Безразличье толпы, что хлеще четвертованья,
Умирали наши ямбы среди аилов,
И белели струпья на детушках-книгах, Иов.
Ничего мы здесь не просили в труде безгрешном,
Разве что молились рифме в углу столешном,
Починяли мир, да не очень-то он чинился.
Вечер длился и длился, как будто из крана лился.
* * *
На площадке на обзорной
Ты стоишь. Внизу река.
Над расщелиной над горной
Проплывают облака.
Ты и сам белей и легче
Этих низких облаков.
Шум течения тем резче,
Чем он выше. План таков:
Я несусь, как мальчик местный,
Разбежавшись, вниз, в поток,
Чтобы ты, мой неизвестный,
Страшным чувством занемог.
Чтоб без той, которой руку
Подавал взойти сюда,
Всех утрат своих науку
Обесценил навсегда.
Ах, не бойся, из студеной
Скоро выйду я реки
От надежд освобожденной,
Всем наукам вопреки.
Я сама – любить трусиха,
Пуганое существо.
Как же холодно и тихо
Возле Стикса твоего.
* * *
Люблю тебя – слетело с губ ночных,
Но вся моя Земля была безлюдна:
Река под снегом в щетках травяных,
Село вдали, пропавшее с полудня
(так на радарах тают корабли),
Кровать пустая, чем ни застели.
Кому сказала? Думала о ком?
Зачем сложились губы в оба слова,
Сомкнувшись дважды? Трижды языком
Зачем коснулась нёба ледяного,
Чтоб гласные нарушили меж тем
Спокойствие космических систем?
Услышать, а не то что отвечать,
Тут некому: следы в лесу несвежи,
На небесах сургучная печать,
Нет никого, и лишь порядки те же:
Оттуда, из-за туч, сочится луч,
Но скрыт подтекст, и не сорвать сургуч.
Вот прорезь рта: хранят его края
Весь опыт мой. Явление возврата
К первоначальной форме бытия,
Эффект тактильной памяти, токката
Органная, ямбических слогов
Пульсация среди ночных снегов, —
Вот импульсы «люблю» произнести.
Стремятся губы, как металл в горенье,
К первоначальной форме. Поскрести
Весь мир вернется к первым дням творенья.
Звук извлеки и посмотри на свет: